Вымолю – чтобы вовеки жил
В перехвате черной высоты.
Но оборван твой летящий рост,
Резкий взмах широкого крыла.
Лоб в ладонях и мерцанье слез
На глазах – темнее толщи льда.
12 апреля 1989
* * *
Полнолуние. Ложится отблеск медный
На шероховатые стволы.
Горьковато-пряный вкус измены
У тревожной зелени звезды.
Словно хруст пергаментного свитка –
Резкий звук неузнанных шагов.
В пристальности лунного софита
Гнутся спины улиц-чубуков.
Ледяные поцелуи стекол
Студят медленно разгоряченный лоб.
До рассвета старый пыльный тополь
Взгляд мой отгоняет от ворот.
12 апреля 1989
* * *
Избавь от сердечного рабства,
Послушнической стези.
Оставь мне духовное братство
Колючей звездой на пути,
Душе – тишину приближений,
Плечу – тяжесть смуглой руки,
Крутые пороги сомнений –
Отчаянью вопреки.
Служеньем и любованьем
Застывшее сердце живет,
Мой брат, пусть багровое пламя
Сметает беспомощный год.
Пусть мысли летят одиноко
И души в овраге растут
Запущенной, синей осокой,
Не раня протянутых рук…
…Лампадой дымится огарок
В твоем закопченном углу,
А я над заплатами правок
Сломала смиренья иглу…
13 апреля 1989
* * *
Кладбищенской гнилью и серой
Затоплены бедные дни,
Над мыслью засохшей и серой
Болею до бледной зари,
Над сердцем, как проповедь, ложным,
В сухой, равнодушной коре,
Я плачу в вонючей прихожей
Со шрамами жгучих измен.
Растоптана солнцем пустыня,
Бесплодьем иссушена,
В ней путь – одиночества схима
За жалкий обрубок крыла.
13 апреля 1989
* * *
Высокие ступени двадцати –
Биенье сердца,
Как трудно в мир себя вести
Из сказки детства.
Порой захватывает дух,
Страшны обрывы,
Но нежность губ, сплетенных рук –
Неразрушима.
Взмывает светлое крыло
Любимых песен,
Дыханье струн напряжено,
Как мускул лестниц.
Гитару отложив, по ним
Стремись к вершинам
Своей загадочной души
Непогрешимой.
14 апреля 1989
* * *
Город озяб и нахохлился
В тонком плаще дождевом,
Ветра щекастого происки –
Влажная пыль на подол.
Окон зрачки изумленные –
Настежь, в провалы весны.
Дышат зародыши сонные
Дымчато-нежной листвы.
В каплях и лужах раздроблена
Жесть потемневших стволов,
Белые простыни мокрые –
Крылья дрожащих домов.
Вымыта улицы палуба,
Вымокли ткани одежд,
Вымерла горькая пагуба
Зимних холодных надежд.
25 апреля 1989
* * *
Я полюбила дом, как тополь или книгу,
Как жадный жар свечи и грустный шум дождей,
И он, меня узнав, котом навстречу прыгал
И ластился в ночи к теплу руки моей.
Дом пропускал меня сквозь узкие проходы,
Где запахи слились в неповторимый дух,
И, бережно храня чужих людей приходы,
Заботливо ко мне он обращал свой слух.
Как темноту хранят старинные кувшины
В начале узких горл, так дом берег, скорбя,
Всех мыслей тайники, не сосчитал ушибы,
Которые друзьям мы нанесли, любя.
А за окном его насмешницы-рябины
Заглядывали в глубь ночной души моей,
И нежные снега кровавили кармином,
Как отпечатки губ или мазки кистей.
Но что мне дом чужой, где проживали люди,
Где проживут еще неторопливый век,
Зачем мне понимать хитросплетенья судеб
И слышать голоса на перекрестке лет?
А дом молчал, устав от разговоров,
От спешности житья, непрошенных гостей.
Уснув от тишины, он не услышал сборов
И звонких голосов пяти своих ключей.
Дом так и не узнал, проснувшись спозаранку,
До станции какой купила я билет,
Лишь тенью на стене запечатлев беглянку
И ветками рябин мне помахав вослед.
Я полюбила дом, люблю его и ныне:
За дверь, за стол, за то, что весел был.
И номер твой, о дом, храню в себе, как имя,
Так нежно и тепло, как ты меня хранил.
1989
* * *
Как помню я прелестный кавардак
Твоих вещей, твоих имен и знаков,
И робких писем движущийся атом,
И ветром твой штурмуемый чердак,
Еще живет и трепет слабых губ
От тесноты и выси узкой пчельни,