– Два месяца назад мой отец погиб. Погиб странно. До сих пор так считаю. Теперь даже больше, чем раньше. Теперь уверена в этом. Он сорвался со скалы, когда принимал участие в восхождении на одну из не таких уж больших гор на Северном Урале. А «странно» – потому что отец никогда альпинизмом особенно не увлекался. Точнее вообще не увлекался никогда. Он высоты… ну не то что бы боялся, но не любил её. А тут вдруг – в горы. Сказал, что друзья уговорили поехать на недельку. Вроде как подарок ему на день рождения приготовили. Уезжая, пообещал нам с братом, что скоро вернется и мы поедем все вместе отдохнуть на пару недель. Одни. Мы редко последние несколько лет вместе собираемся. Мой брат воспитывается в колледже в Англии, а я в этом году заканчиваю университет во Франции. Философский факультет. Буду магистром философии. Я почти одна девушка на факультете. Есть там еще одна бельгийка. Говорят не женское это, философия. А мне интересно. Отец говорит… говорил… что у меня философский склад ума. – девушка печально улыбнулась, – Встречаемся… встречались, не так часто, как хотелось бы. Но отец очень занят, он постоянно в разъездах… Да. А через три дня сообщили, что его больше нет. Было даже какое-то следствие. Признали, что произошла трагическая случайность. Там и свидетелей оказалось множество. – девушка глубоко вздохнула, поперхнувшись закашлялась, – Не верю… не верю я в такие случайности… Но, тем не менее… произошло то, что произошло.

Минуты три она со свистом тянула через край кружки горячий чай, обхватив её обеими ладошками, стараясь успокоиться и взять себя в руки.

– Мы с братом – единственные наследники отца. – продолжила она тихим голосом, почти шепотом, – Мать умерла, когда Мишка был совсем маленьким. Он её даже не помнит. Говорит – руки теплые помню, а лица – нет. Родителей ни у отца, ни у матери не было. Ни дедушек, ни бабушек. Оба детдомовские.

– Какие? – не понял охотник.

– Что? – подняла на него влажные глаза девушка, – А-а. Детдомовские, – и, видя, что он не понимает, разъяснила, – Ну из детского дома. Это когда у человека нет родителей, его отдают в специальный дом, где чужие для него люди воспитывают его вместе с такими же бедолагами.

– Непонятно, – пробормотал скорее для себя, чем для собеседницы Никита, – Непонятно. А родные? Тети, дяди там. Соседи. Почему чужие люди?

– Ну, в общем, не это важно. – Маргарита раздраженно дёрнула плечами, – Важно то, что мы с братом единственные наследники миллиардов отца.

– Миллиардов чего? – опять не понял охотник.

– Чего? Денег, конечно. Доллары, в основном.

– А. Это вроде рублей?

– Вроде. – поневоле улыбнулась девушка, – Отец был из тех людей, о которых говорят, что они сами себя сделали. При этом наличных денег он с собой никогда не имел. Не знал, как в автобусе расплатиться. Даже не знал цен в магазинах. Судил о них, вспоминая времена своего детства. Да и нас с братом не баловал. А мы что… мы понимали… не всегда, конечно, – глаза Маргариты округлились, брови выгнулись дугами, – Все его миллиарды вложено в активы, акции компаний, предприятия, многие из которых находятся за границей, в самых разных странах. – девушка вновь затихла.

– А так как мне уже двадцать один год исполнился…

– Тебе двадцать один год? – изумился Никита.

– Ну да. А сколько же?

– Я подумал лет шестнадцать-семнадцать.

– Ну ладно уж, – щеки девушки зарумянились, – Что, я так молодо выгляжу?

Никита слегка склонил голову вправо, двинув левым плечом. Что он понимал в женщинах, что бы определять их возраст на глаз? Вот попробовал, и вышла ерундовина какая-то. Не понять, то ли недовольна, то ли наоборот, польщена.