– Драматические события, происходящие в различных районах страны […] вселяют глубокую тревогу за мир и согласие в нашем общем доме. Безответственные элементы […], которые занимаются политическим хулиганством […] пытаются направить нас по позорному и кровавому пути межэтнического конфликта […], если мы вступим на тот смертельный путь, который вам предлагают подстрекатели, политические авантюристы, социальные демагоги, жители маленькой республики, мы будем вовлечены в огромную кровавую трагедию, которая ни одной национальности, ни одному гражданину не может принести ничего, кроме боли и страданий.
Ситуация становилась взрывоопасной, и Первый секретарь должен был найти решение, которое предотвратило бы межэтническую конфронтацию. Иса Кодзоев и радикальные националисты держали постоянные гарнизоны в Назрани, и даже в Осетии ситуация накалялась. Обеспокоенный угрозами ингушей, Верховный Совет Осетии объявил чрезвычайное положение, мобилизовав милицию Министерства внутренних дел. Наконец, 25 апреля Закон о реабилитации репрессированных народов был официально одобрен Съездом народных депутатов54. Ингушские демонстранты успокоились, Осетия отменила чрезвычайное положение, и Завгаев смог вздохнуть с облегчением: он одержал свою первую настоящую политическую победу. Тогда он не мог знать, что эта победа будет последней.
После утверждения закона Завгаев был доволен тем, что учреждения приняли критерий восстановления территориальной целостности, как он просил, для защиты прав ингушей.55. На самом деле, как это было написано, закон мог привести к очень небольшому конкретному результату. Уже в июле Министерство по делам национальностей указало, что применение закона вынудит местные органы власти перестроить все население, чтобы восстановить древние права, которыми хвастались угнетенные народы. Чтобы исправить ошибки, допущенные в то время в связи с репрессиями, по сути, следовало провести новые репрессии56. Поэтому прошло совсем немного времени, прежде чем очевидный триумф Завгаева угас перед лицом неприменимости его предложений.
Тем временем Дудаев вернулся в Чечню и вместе с Яндарбиевым готовился взять под контроль Исполнительный комитет Конгресса (так называемый Исполком). Оба были убеждены, что необходимо как можно скорее превратить Съезд в платформу политических действий не параллельно Верховному Совету, а против него. Яндарбиев и радикалы включили себя в организации второй сессии Конгресса. Предполагалось, что это произойдет между 8 и 9 июня 1991 года, за 4 дня до президентских выборов в России57. Если первый Чеченский национальный конгресс был своего рода народным собранием и руководствовался желанием засвидетельствовать национальную идентичность во всех ее формах, то второй должен был стать собранием Национального движения. Чисто политическое, действительно революционное событие. По этой причине Яндарбиев решил, что он будет проходить в здании с высокой символической ценностью, таком как драматический театр города, одно из самых красивых зданий, которые мог тогда предложить Грозный. Это событие должно было раз и навсегда разозлить Дудаева и его последователей как политических лидеров нации, поэтому Конгресс должен был продемонстрировать достойную аудиторию, точно соответствующую позициям своих лидеров. Таким образом, по большей части на собрание были вызваны делегаты доказанной националистической веры, а сам Умхаев, лидер умеренной фракции, оказался лишенным права доступа к собранию и вмешательства. Из почти 900 делегатов, избранных на первой сессии, только 400 были подтверждены, в то время как еще 200 были аккредитованы, не получив никакого народного мандата. Что будет обсуждаться на съезде, который был помпезно переименован в Национальный конгресс чеченского народа (ОКХН), было легко представить: двумя неделями ранее, 25 мая, Дудаев публично заявил, что Верховный Совет потерял всякую политическую легитимность после провозглашения суверенитета и что ни один орган не унаследовал свои полномочия лучше, чем Национальный конгресс. 8 июня началась вторая сессия Конгресса. Перед аудиторией, в основном состоящей из его последователей, генерал напыщенно заявил: