Бородатый отец с глубоко посаженными темными глазами и миниатюрная мать в кожаных сапогах на шпильках словно распространяли вокруг себя сексуальные вибрации: Патти подумала о французском кино и вспомнила слова Элизы, что они жизни друг без друга не мыслят. Патти была бы не против услышать парочку извинений за поведение их чокнутой дочурки в присутствии посторонних, или благодарность за заботу об их дочери на протяжении последних двух лет, или по крайней мере признание, что именно они проспонсировали последний кризис. Но как только семейка очутилась в одной комнате, немедленно начала разворачиваться странная диагностическая драма, в которой явно не было роли для Патти.

– Какие наркотики, говори! – потребовал отец.

– М-м, герыч, – ответила Элиза.

– Герыч, сигареты, бухло. Что еще?

– Иногда чуть-чуть кокаина. Теперь уже реже.

– Что еще?

– Все.

– А твоя подружка тоже употребляет?

– Нет, она чемпионка по баскетболу. Я же вам говорила. Она правильная и крутая. Она потрясающая.

– Она знала, что ты употребляешь?

– Нет, я сказала, что у меня рак. Она ничего не знала.

– Сколько это продолжалось?

– С Рождества.

– И она тебе поверила. Ты нагородила всякой чуши, и она тебе поверила.

Элиза захихикала.

– Да, я ей поверила, – сказала Патти.

Отец даже не взглянул в ее сторону.

– А это что еще? – сказал он, показывая на голубой альбом.

– Это мой альбом “Патти”, – объяснила Элиза.

– Похоже на какую-то фанатскую тетрадь, – заметил отец матери.

– Она сказала, что бросает тебя, и ты заявила, что покончишь с собой, – подытожила мать.

– Что-то вроде того, – кивнула Элиза.

– Фанатизм какой-то, – прокомментировал отец, листая страницы.

– Ты и правда собиралась покончить с собой? – спросила мать. – Или это была просто угроза?

– В основном угроза.

– В основном?

– Ладно, я и не собиралась умирать.

– Но ты же понимаешь, что мы должны воспринять это всерьез. У нас просто нет выбора, – сказала мать.

– Я, пожалуй, пойду, – вмешалась Патти. – У меня утром занятия, так что…

– Какую разновидность рака ты себе выдумала? – спросил отец. – В какой части тела?

– Лейкемия.

– В крови, значит. Выдуманный рак крови.

Патти положила шприц и героин на кресло.

– Я положу сюда, хорошо? – сказал она. – Мне уже пора.

Родители посмотрели на нее, переглянулись и кивнули. Элиза поднялась с дивана.

– Когда мы увидимся? Ты придешь завтра?

– Нет, – ответила Патти. – Не думаю.

– Подожди! – Элиза подбежала и вцепилась Патти в руку. – Я все испортила, но я поправлюсь, и мы снова будем дружить, ладно?

– Ладно, – солгала Патти. Родители направились к ним, чтобы отцепить свою дочь.

Небо прояснилось, и температура поднялась до нуля. Патти жадно дышала, и чистый воздух лился в ее легкие. Свобода! Свобода! Больше всего на свете ей хотелось отмотать время назад и снова сыграть против Калифорнийского университета. Даже в час ночи, даже на голодный желудок она чувствовала, что способна победить. Она помчалась по улице Элизы, и в ушах ее звучали слова тренера – впервые за три часа, которые прошли с того момента, как они были произнесены. Тренер говорила, что это всего лишь игра, что у всех бывают неудачные дни, что завтра она снова будет в норме. Патти твердо вознамерилась плотнее, чем когда-либо, заняться поддержанием формы и тренировками, ходить с Уолтером в театр, сказать своей матери, что она рада за сестру. Вознамерилась стать лучше во всем. Охваченная восторгом, она не смотрела под ноги и заметила черный лед на тротуаре только тогда, когда ее левая нога ужасающим образом поехала куда-то в сторону, и, разбив ко всем чертям колено, она рухнула на землю.