– Мам, мам, – обращал на себя внимание мальчуган лет десяти. Его ровесник в Донецке недавно стал жертвой удара «Точкой-У» по центру города. Оба пацана теперь могут поделиться своим военным опытом с кем угодно, кому до этого есть дело.

Мать мальчика продолжала общаться с журналистами. Махнула рукой сыну, чтобы тот сел на место. Женщину зовут Екатериной. Ее дочь живет в США, а муж – в море, пожилая мама отказалась выезжать из Мариуполя.

– Мне муж позвонил и сказал: «У вас война». Мы не успели ничего, не успели выехать. Поймите, абсолютно ничего. Свою машину из другого района забрать не смогла, потому что нас туда не пускают. Мы из квартиры не выходили на улицу вообще.

Путь Екатерины лежит через Россию. Какой-то конкретики по дальнейшим действиям у нее нет. Она хотела бы уехать в Европу, но пока не уверена, как дальше будут складываться обстоятельства. Женщина рассказала, что не планирует возвращаться. По ее мнению, десятилетия уйдут на восстановление Мариуполя.

– Погибли люди. Хоронят прямо возле жилых домов. Из моего окна теперь вид на кладбище. Вот я живу на первом этаже. В двух метрах возле меня уже 10 могил нарыто. Жители хоронят друг друга сами.

Люди в Мариуполе практически отрезаны от остального мира. По большей части связи в городе нет. Информация распространяется разнообразная посредством сарафанного радио. Поэтому среди мариупольцев ходят слухи, что выезжать на подконтрольную ДНР или России территорию опасно, так как якобы там беженцев берут в плен. Но постепенно ситуация меняется.

С каждым днем эвакуации местные все реже верят подобным слухам и сотнями выезжают из Мариуполя по коридорам, организованным российскими военными. Мне встречались совсем молодые девушки, которые налегке шли в сторону эвакуационных автобусов.

Беженцы подходили к российским военным, которые организовывали эвакуационный процесс. Солдаты рассказывали, как им действовать, куда их повезут и куда можно будет выехать после пункта в поселке Володарское. Пока люди ждали прибытия автобуса, военнослужащие доставали ящики с пряниками и печеньем, а также раздавали воду в полулитровых бутылочках. Мариупольцы стали поить своих питомцев, которых, разумеется, взяли с собой. Бросать в этом аду братьев меньших никто не собирался. Мужчина сложил свои ладони таким образом, чтобы в них можно было налить воды. Собака окунула морду и языком вычерпывала понемногу жидкость.

– Там есть миски. Можно взять, – откуда-то из-за здания заправки вышла женщина с оранжевой пластиковой посудой. В нее она набрала воду и дала напиться коту.

Думал, что местные неохотно будут общаться с журналистами. Хватило реакции того парня, когда я начал снимать его и его спутников. Но все же некоторые беженцы сами хотели рассказать свои истории.

В толпе беженцев со мной заговорил мужчина среднего возраста. Вся его одежда была потерта, куртка и штаны были в зацепках, в грязи. Речь Валерия Михайловича выдавала в нем образованного человека. Мужчина по профессии инженер-механик, работал на «Тяжмаше», пока тот еще функционировал. До начала боевых действий в Мариуполе проживал на улице Олимпийской.

Мужчина приехал на место прибытия эвакуационных автобусов вместе со своей пожилой мамой. Старушка сидела рядом с пожитками. По ее виду можно было понять, насколько тяжело ей дается происходящее. Не только физически, но и морально. Я начал расспрашивать Валерия Михайловича о происходящем в Мариуполе.

– Мы жили между Ленинградским и Восточным, окраина в сторону Широкино. До первого марта сидели дома. Хотя уже бомбили, обстрелы были слышны. А потом первого марта пришли двое в камуфляже, сказали: «Хотите – оставайтесь, хотите – уезжайте. Мы за вас не отвечаем». Скорее всего, это были украинские военные, но, может быть, были не военные. У них на рукавах были изображения то ли льва, то ли медведя.