– Постелишь Паше в гостевой? – сцеживая зевок в кулак спросила я, для приличия поковырявшись в тарелке с картошкой.
– Да уже. Сам дойдешь? Второй этаж, первая дверь налево.
– Понял. Капитан, во сколько завтра подъем?
– В восемь.
Пашка поднялся из – за стола, коротко поблагодарил домового и, ласково похлопав меня по плечу, удалился. Иногда я ему так благодарна за понимание и умение не задавать лишних вопросов. Прохор же бережно забрал у меня из рук вилку, убрал со стола и поставил передо мной мой любимый чай с малиной. Он придвинул свой стул поближе ко мне и призывно раскрыл объятия. Я с готовностью прижалась к пахнущему выпечкой домовому и горько вздохнула, Прохор же в ответ ласково погладил меня по волосам. Не было необходимости жаловаться, он понимал все без слов, молча поддерживая.
– Ох ж ты горе, мое, луковое, – Прохор ласково поцеловал меня в висок. – Время позднее, иди спать. А завтра я тебе сырничков сделаю, со сгущенкой, как ты любишь. Сырники будешь?
– Конечно. – я вытерла несколько внезапно появившихся слезинок и, улыбнувшись кивнула.
– Тогда до утра. Проводить тебя до комнаты?
– Да уж не маленькая, сама дойду. – Крепко обнимаю за шею ставшего мне ближе, чем родители домашнего духа.
Спать я пошла не сразу. поднявшись на второй этаж, прошла мимо гостевой в которой уже заливисто храпел Пашка, миновала спальню матушки и уперлась в конец коридора по обе стороны от которого были две двери. Слева моя комната, справа брата. Немного помявшись возле дверей своей детской, я на пятках развернулась и открыла соседнюю дверь, осторожно заглядывая в слабо освещенную комнату.
Артур старше меня на четыре года. В восемнадцать лет наш отец сломил его разум. От него осталась лишь пустая оболочка. Только безвольное тело. Он на условных рефлексах реагировал на свет, боль, тепло или холод, проживая жизнь овоща. От моего брата лишь осталась его бледная тень, менялось лишь его тело.
– Привет. – не знаю зачем я с ним здороваюсь, но давящая тишина сводила с ума.
Его комната не менялась уже много лет. Матушка во время своих просветов была твердо уверена что когда Артур вернется ему нужно будет видеть привычную обстановку. Даже книжки, которые он так любил, были разбросаны в том же самом беспорядке что и много лет назад. Я подошла к его кровати, медленно опустилась на рядом стоящее кресло. Он лежал, вытянув руки поверх одеяла и бесцельно смотрел в одну точку на потолке. Темные волосы, ниже плеч разметались по подушке. Одна же прядка упала ему на лоб.
– Прости, что не приезжала, – к собственному удивлению начала я и мой голос мне показался таким громким в этой оглушающей тишине.
На прикроватной тумбочке лежала раскрытая книга, обложкой вверх.
– Снова читаешь Дон Кихота? Ты в детстве часто читал мне его. Помнишь, когда я была маленькой ты читал мне вслух? Конечно же, помнишь.
Слезы сами собой побежали из глаз. Я поднялась на стуле, склонилась над братом и, убрав с лица прядку волос и осторожно заправив ее ему за ухо, ласково поцеловала его в лоб. От моего прикосновения он вздрогнул и на какое – то мгновенье мне показалось что на самом деле он в сознании и все слышит, но глаза его оставались неподвижны. Тело почувствовало прикосновение только и всего.
Я вернулась назад в кресло, взяла с тумбы книжку, вглядываясь в текст.
– Не против если и я тебе немного почитаю? – в полумраке мне показалось что его веки слегка дрогнули и я медленно вгляделась в текст. Мой хриплый голос был непривычным для меня, но тишина сводила с ума и поэтому я начала читать:
…– Ну, хорошо, – сказал Дон Кихот, – я полагаюсь на твою любовь ко мне и благородство. Знай же, что этой ночью со мной случилось одно из самых удивительных приключений, какими я могу похвалиться. Короче говоря, ко мне только что приходила дочь владельца этого замка, самая очаровательная девица в целом свете. Как описать тебе ее наряд, или остроту ее ума, или другие прелести, о которых мне повелевает умолчать верность госпоже моей Дульсинее Тобосской? Скажу лишь одно: либо небо позавидовало моему счастью, либо, что, пожалуй, будет вернее, этот замок очарован. Ибо, в то время как я вел с ней нежнейшую беседу, невидимая рука какого – то чудовищного великана размахнулась и нанесла мне такой удар по челюсти, что у меня и посейчас весь рот в крови, а после так избила меня, что мне теперь куда хуже, чем было вчера, после дубин погонщиков. Все это наводит меня на мысль, что красоту этой девушки охраняет какой – нибудь очарованный мавр и что она создана не для меня…