– Если Вожатая не погасит факел мальчишки, я сама принесу ее голову и сдамся на милость канцлера, – добавила Ольга.

– Погасить факел… вы хотите сказать, я должна кого-то убить? – очнулась Женечка. – Но это грех. Я не смогу никого убить.

– Следует забыть слово «грех», – добавил оракул. – Тебя пугает, что я слепой? Но благодаря своей слепоте я вижу. Тебя пугает, что я карлик? Меня носят другие, это проще, чем самому натирать мозоли. Отдай то, за что ты так цепляешься, и получишь вдвое больше.

– Но… у меня ничего нет. Кроме… – Женечка побледнела. До нее вдруг дошло, что последние фразы уродец произнес, не открывая рта.

– Вот именно, – кивнул оракул. – Ты веришь, что скоро умрешь. Потому что так сказали старшие. Ты веришь, что нельзя допустить грех. Так тоже сказали старшие. Улавливаешь закономерность? Заткни уши и слушай себя. Ты умрешь, если будешь дальше верить в обман. Как ты поступишь, если убедишься, что никакой опухоли нет? Как ты поступишь, если убедишься, что старшие тебе наврали? Разве не разумно после такого обмана прекратить верить старшим?

– Смотрите, вам знакома эта вещь? – Ольга протянула Женечке чернильницу.

Та моментально узнала ее, хотя не видела лет семь или восемь. С тех пор, как сволочная Наташа почистила ящики письменного стола. Тяжелый семигранник, вырезанный словно из потрескавшейся слоновой кости, со скважиной по центру. Между углами шкатулки проходила едва заметная щель. Женя вспомнила, как папа возился с пилочкой и ножом, пытаясь вскрыть загадочную мамину игрушку. Но заставить грани двигаться он так и не сумел.

– Это не ваша, вашу вы сразу бы одолели.

– А вот и неправда, – Женя почти обрадовалась, что может хоть в чем-то поспорить. – Я с ней сто раз играла, когда была маленькая, и не смогла.

Женька вдруг поймала диковатую мысль, которая прежде от нее ускользала. Все происходящее этим вечером походило на сказку… но при этом на сказку немножко механическую, что ли. Как будто ходишь по комнате, заполненной разными странными предметами, и надо взять верный, и что-то с ним сделать, и тогда откроется дверь в следующую комнату…

– Вот именно, маленькая. Вы сами ответили на вопрос, – улыбнулась Ольга. – Оракул, как думаешь, это мачеха постаралась?

– Если так, многое проясняется, – прокряхтел малыш. – Евгения, наверняка мачеха заползла в постель к твоему папаше чуть раньше, чем у тебя пошла первая кровь? Она была сладкая и добрая, зато твой отец стал грубым и злым, так? Чернильница пропала с глаз, так? Потом твой отец стал пить, а Наташа его спасала? Он поджег чужое имущество, или потратил казенные деньги, а Наташа его, вне сомнения, пыталась спасти? Наташу все жалели, так?

– Он не потратил, – Женька почувствовала, как щеки становятся горячими. – Там была эта, как ее… недостача, его обвинили, но это неправда!

– Само собой, неправда, – без тени иронии согласился Оракул. – Такая же ложь, как ваша смертельная болезнь.

Женьке хотелось сжать виски, и встряхнуть мозги, со всей силы, чтобы вырваться из лабиринта.

– Евгения, мы не позволим вам себя убить, – великанша обернулась к щуплой соседке, – Привратник, она просыпается, она проснется.

Несколько мгновений Привратник раздумывала, затем щелкнула пальцами. Мужчины в костюмах отлипли от невидимой границы, и тихо встали у нее по бокам. Точно два охранника, спокойные и аккуратные.

– Именем Храма, объявляю тебе мир.

– Мир, – откликнулась Ольга.

Обе посмотрели на Женечку. Холодно и твердо, как на распластанную под микроскопом, лягушку. Оракул выплюнул птичью голову и сообщил:

– Сегодня кто-то из нас умрет.