– Господин, что мы сейчас…
– Отстань!
– Но…
Речь секретаря прервал треск и гудение – вспыхнуло пламя в чашах жертвенника. Пульций ретировался. Аполлинор опустился на колени перед огнем.
– Великий Аполлон, я…
В гудении пламени ясно слышался голос.
– Молчи, червь. Я все про тебя знаю. Обошелся без тебя. И впредь обойдусь!
Черное отчаяние овладело жрецом.
– Но… но…
– Обойдусь, если еще раз меня разочаруешь.
– Все, что хотите!
– Нам помог мальчишка. Пас коз тут, в округе. Куда-то он исчез… поймай его.
Лоб Аполлинора стукнулся о землю.
– Непременно поймаю! Но что с ним делать?
– Пока ничего. Поймай и держи при себе.
– Слушаюсь и повинуюсь!
– Еще бы…
Пламя, странное, неровное, словно в нем одна часть боролась с другой, медленно потухло, пошел темный дымок. Аполлинор вскочил.
– Так… все ко мне! Пульций, Чернозуб!
Рабы медленно вытащили носилки из тени, от команды охранников отделился старый, но все еще крепкий невысокий человек в неполном солдатском доспехе.
– Здесь был мальчишка, пас коз. Надо его найти.
– Кто ж здесь пасти коз будет? – удивился Пульций. – до ближайшей деревни два дня пути.
Чернозубый сплюнул.
– Тут сейчас шастают семьи куртиев, наверное, он из них.
На лице Пульция было написано глубочайшее презрение.
– Куртии… зачем нам нужны куртии? Эти грязные…
– Ты сможешь найти их? – оборвал его причитания Аполлинор.
Чернозубый пожал плечами.
– Кудра одно время с ними жил, он должен знать, где они обычно ставят лагерь.
– Так что стоишь?! Давай, зови своего Кудру или как его там, и ищите этот лагерь. Вернее, нет… пойдем все сразу туда. Эй!
Рабы поднялись и понесли к нему носилки. Чернозубый сделал знак своим:
– Эй, парни, за дело. Надо кое-кого найти…
Найти коз оказалось задачей непростой. Азрик подозревал, что Папс – или как там его, Папсуккаль – мог бы ему в этом деле помочь. Но помогать не захотел, исчез и вообще никак себя не проявлял.
Своих коз мальчик знал хорошо – они не любили делать лишних движений и должны были быть недалеко. Поэтому сначала он обежал все холмы поблизости, потом увеличил радиус поисков.
Уже начало смеркаться, когда он обнаружил беглянок – как ни в чем не бывало они паслись на каменистом склоне холма. Возблагодарив богов (и Папса!) за удачу, Азрик заторопился домой.
Куртии редко жгут костры. Они прекрасно умеют это делать, но костер в ночи виден издалека и привлекает слишком многих. А привлекать кого бы то ни было куртии не хотят. Их мало кто любит. Их обвиняют во всем – от кражи кур и лошадей до колдовства. Иногда обвинения обоснованы, иногда – нет, но на отношение это влияет мало. Именно поэтому семьи куртиев редко долго держатся на одном месте.
И именно поэтому они не жгут костры. Подходя к последней гряде холмов, Азрик увидел зарево и сразу понял, что дело плохо.
Он не бросился опрометью смотреть, в чем дело. Тот, кому приходилось убегать часто – почти никогда не убегает сразу. Сначала он отогнал овец в овраг. Убедившись, что они оттуда никуда не денутся – обошел холмы и взбежал на гребень.
Предчувствия не обманули. От стоянки остались одни головешки. Повсюду были разбросаны вещи – распоротые и вывернутые наизнанку.
Между тлеющих головешек и мусора бродили какие-то люди. Поодаль стояли носилки, рядом с ними сидели пятеро, они в разгроме не участвовали. Важный толстый господин допрашивал дедушку Хора. Тот не мог стоять, все время падал, тогда двое дюжих молодцев, стоявших слева и справа, поднимали его. И били.
Кто-то кричал. Крик был женский, и там, в тени, возились трое или четверо. Неподалеку лежали тела, они не двигались – двое взрослых и двое детей. Дальше еще два или три, они лежали вповалку, не разберешь.