– Послушай, папа… ну подожди. Я говорила с Марроном. Ему нужна… одна вещь. Я узнаю, может быть, у меня получится ее достать. Я сейчас пойду в библиотеку…

– То есть лавка опять останется без присмотра?! Ты же знаешь, что Фимо нечист на руку. Сколько раз я говорил, что за ним нужен глаз да глаз!

Это была правда, Линн и сама подозревала управляющего, только вот поймать за руку его не удавалось, так ловко он прятал хвосты. Втихомолку Линн считала, что в одиночку ничуть не хуже заправляла бы лавкой, ведь она и так все уже делала: принимала, продавала и раскладывала товар, заведовала складом, вела счета. Только кто же поставит во главе девчонку, ведь Линн не сравнялось еще и пятнадцати.

– Прости, папа, – Линн примирительно положила руку ему на плечо. – Знаю, оставить Фимо одного все равно что запустить мышь в кладовку. Но я ненадолго, обещаю. Кто-то же должен выручить Микки и Ру.

Отец еще побухтел для вида, но видно было, что пусть и нехотя, он вынужден согласиться с Линн. Пока она накрывала стол к завтраку, пришла сиделка, госпожа Минна. К огорчению Линн, отец так и не оттаял: подчеркнуто холодный с дочерью, он с преувеличенной теплотой приветствовал Минну, словно говоря Линн: вот, снова ты оставляешь меня на милость чужого человека, который заботится обо мне за плату, и даже она относится ко мне лучше, чем ты. Расстроенная Линн попрощалась; госпожа Минна пожелала ей приятного дня, отец же едва повернул голову в ее сторону.

Утренний Беррин сиял красотой и свежестью. Почти на каждом окне и у каждой двери пестрели цветы: горожане любили украшать фасады своих домов, а в преддверии дня Избрания относились к этому с особенным рвением. День, когда Добрая Мать выбирала себе подопечную, был одним из самых больших праздников года – а для девушек самым важным и волнующим днем.

Потому что быть избранной Доброй Матерью – это все равно, что вытянуть счастливый билет на всю жизнь. И не только для себя, но и для своего семейства.

Церемония Избрания начиналась рано утром. Все достигшие четырнадцатилетия девушки, одетые в бледно-розовые платья, сшитые специально для этого дня, собирались на главной площади города. После короткой торжественной речи заклинатели выпускали вестницу Доброй Матери – лазурную бабочку. Та, кому она сядет на плечо, и станет избранницей.

Больше она не вернется в родительский дом. С площади избранница отправится в храм, чтобы провести ночь в молитвах. Наутро в сопровождении заклинателей она отправится в обитель, где сама Добрая Мать станет ее наставницей. Затем девушка навсегда покинет Беррин, чтобы стать супругой короля, принца или знатного вельможи. Семья больше никогда не увидит ее, но в утешение получит кошель серебра. На эти деньги можно купить хороший дом, открыть дело или выгодно выдать замуж других дочерей.

Попытать счастья можно было лишь раз – в церемонии принимали участие только четырнадцатилетние девушки. Уже за несколько недель до торжества в храме всегда было битком народу: каждая девушка, которой предстояло стать претенденткой в этом году, молилась о том, чтобы стать избранницей.

Линн не надеялась, что бабочка сядет ей на плечо: это было бы слишком большой удачей, а Линн никогда особенно не везло. Скорее уж Добрая Мать предпочтет Эллен или ей подобную – тех, кому и без того доставалось все. И тем не менее Линн добросовестно следовала обычаю: заглядывала в храм, чтобы подарить Доброй Матери цветов и возжечь благовония.

Зашла и сегодня. Просторный, светлый храм из сияющего розового мрамора широко распахнул позолоченные ворота. К ним от площади поднималась широкая лестница. Здание подпирали покрытые чешуей крылатые, с длинными когтями и оскаленными зубами чудовища, символизировавшие зло, поверженное добродетелью. Величественный, подавлявший собою жутких монстров храм словно говорил: Добрая Мать заботится о вас, зло побеждено и наказано.