В крошечном помещении держался устойчивый запах лежалых бумаг и пыли, а еще стоял едва уловимый, с острой перчинкой аромат мужского одеколона, которым пользовались все сотрудники после бритья. Сейчас здесь никого не было, и они удобно расположились на продавленном диване, кожа которого сильно полопалась и вытерлась от старости.

– Илья, – чуть помедлив, начал негромко, с душевной теплотой в голосе говорить Орлов, не убирая свою руку с его плеча, – из МУРа, от Копылова, ты его знаешь по прошлой совместной работе по ликвидации у нас банды Филина, пришла телефонограмма в срочном порядке откомандировать в их распоряжение из нашего отдела одного человека для особо ответственного задания. Мы с генералом обсудили несколько кандидатур и остановились было на Василии Федорове, который с людьми сходится легко… да и в халатном отношении к работе ни разу не был замечен. Но сегодня, честно говоря, ты меня сильно удивил, что сумел один взять этих двух отморозков. Поэтому буду ходатайствовать перед генералом, чтобы в Москву отправить тебя.

Так что иди домой и готовься отбыть вечерним поездом в столицу нашей Родины. Переоденься в военную форму, в которой ты вернулся с фронта. Награды оставь у меня в сейфе… Через час-полтора можешь получить командировочное удостоверение и командировочные деньги… Проявишь себя, может, даже случиться, что в МУРе и останешься. Дослужишься до генерала, ты уж про меня не забудь, пригласи к себе замом, – пошутил Орлов, но как-то невесело, видно, и на самом деле задание предстояло сложное и очень секретное, если даже он не знал конкретно, в чем оно будет заключаться. Клим от души хлопнул Илью по спине своей крепкой ладонью, с напускной бодростью воскликнул: – Бог не выдаст, свинья не съест! Удачи тебе, Илюха!

Вот этим предложением Журавлева и удивил его начальник, почитай, побольше, чем выжившая из ума старуха, ударившая бандита клюкой по спине.

Москва поразила Журавлева невероятным скоплением людей, постоянным, ни на минуту не затихающим ровным гулом, похожим на шум набегавших волн морского прибоя, различными по высоте звуками автомобильных клаксонов, частыми звонками стареньких трамваев, с дробным грохотом бегущих по своим железным путям. Во время четырехгодичного пребывания на фронте Илья, конечно, успел повидать большое количество всякого народа и много военной техники, но такого, чтобы столько людей на постоянной основе проживали в огромном городе, видеть ему еще не доводилось.

Журавлев вышел на перрон Павелецкого вокзала, поставил возле ног обтерханный фанерный чемодан с личными вещами и принялся растерянно озираться. Думать о том, что вдруг самостоятельно придется добираться до улицы Петровка, 38, где находился легендарный МУР, на метро, для него было непривычно страшно: если уж на просторе творится подобное столпотворение, то сколько же тогда народу находится в тесноте под землей. Выйдешь по своему деревенскому легкомыслию не на той станции и будешь плутать там до китайской пасхи, как бездомная побирушка.

Илья невесело усмехнулся своим пораженческим мыслям, тяжко вздохнул и, нервным движением вынув из кармана галифе пачку «Беломора», закурил. Руки от волнения потели и позорно дрожали, как у юной барышни. Приглядываясь к проходившим мимо прохожим, выискивая глазами в толпе знакомое лицо никогда не унывающего оперативника из МУРа старшего лейтенанта Леонтия Семенова, с которым не далее как два месяца назад они совместно с другими оперативниками из отдела по борьбе с бандитизмом брали жестокую банду Филина, Журавлев все же не упустил возможности доставить себе удовольствие пускать дым замысловатыми колечками, чтобы успокоить слегка расшалившиеся нервы.