Он приказал направить на Красную площадь гонцов. Пусть они прокричат от его имени, что не он, а Бельский приказал расправиться над патриархом, что он глубоко уважает мнение москвичей, что он приказывает отправить Иова для лечения в Старицкий Успенский монастырь. А для защиты от лихих людей выделяет надёжную охрану. Он всегда готов выслушать мнение народа, готов выполнить его чаяния.

Одновременно Лжедмитрий отправил в Старицу другого гонца с требованием удавить Иова по прибытию.

…На Красной площади гонцы Самозванца под одобрительные крики толпы зачитали его послание.

Быстро нашлись две телеги. Одну толстым слоем застелили нежнейшим сеном, покрыли чистой одной рогожкой, бережно уложили на неё Иова и закрыли другой. На другую уселись четыре дюжих монаха Чудова монастыря – церковная охрана Иова. И вместе с семью всадниками Лжедмитрия телеги быстро направились в сторону Волоколамска. Кто знает: вдруг Самозванец передумает?

…Поскрипывали колёса, постукивали копыта лошадей. Нелегка дорога, от дома до бога! Позавчера, в Волоколамске, охрана Самозванца, ссылаясь на полученные инструкции, оставила Иова и ускакала в Москву. Что ж, доберёмся без неё.

Впереди ехала телега, в которой сидела охрана Чудова монастыря. Под сеном лежали надежно припрятанные дубинки и ножи, время-то ныне какое, – лихое. Разбойники осмелели, под самые стены городов днем являются. Хотя, кто их разберет: разбойники это, ляхи или казаки! Страха не стало, порядка не стало. Не то, что во времена почившего царя Ивана Васильевича Грозного! Во второй телеге правил лошадьми седовласый монах с изможденным лицом. Иов лежал на сене, бережно укрытый поверх рогожки тулупчиком. Он бредил, из горла вырывались хрипы и стоны, а иногда несвязанные слова и фразы, частью произносимые то по-гречески, то на латинском наречии. За телегой шел молодой монашек, периодически обтирая лицо больного чистой тряпицей. В последней замыкающей телеге также сидели два монаха, охранявшие припасы, – их почти уж не осталось ноне.

А за Волоколамском дорога стала совсем плохой. Вчера телеги с трудом прошли сороковёрстный путь до Лотошино, поэтому, сегодня с самого раннего утра отправились по дороге к Степурино.

…Монах с изможденным лицом оглянулся на молодого.

– Садись в телегу, Варнава. Нам еще с десяток верст ехать.

– Ноги у меня затекли от сидения-то. Размять надо. Да и за преосвященным Иовом ухаживать так легче. «Аз раб божий», – он сейчас говорит, Богородицу зовет, в бреду сквозь жар пробиваясь.

– Подгреби, Варнава, под голову и плечи сена ему поболе. Дышать чуть легче будет. Да из фляги влей в рот немного травяного взвара. Не довезём – игумен нас со света сживет. О, Господи!

Ехали молча. Лишь легкое пофыркивание лошадей, топот копыт, да скрип колес нарушал тишину. Густой утренний туман понемногу поднимался. Уже можно было различить дорогу, уходившую вправо сквозь стену леса. Увидев ее, пожилой монах истово перекрестился и поклонился.

– Что там, отче Акинфей? – спросил молодой.

– К полю она ведет, к Бартенёвскому. Там русские рати под предводительством великого князя святого Михаила Ярославича Тверского впервые ордынцев побили. Впервые! Не было такого ранее.

Помолчав, он добавил: «Предок мой там полег. Упокой, Господи, души павших за Русь святую и дело правое!».

Монашек остановился, повернулся в сторону Бартенёвского поля, перекрестился, отвесил глубокий поклон и побежал догонять телегу.

Внезапно полоса тумана закончилась, и засверкало солнце. Кое-где цвела черемуха – её аромат легкий ветерок разносил вдоль дороги. Под деревьями раскрыли бутоны первоцветы.