– Пойдемте в буфет, – игриво касаясь язычком уха, прошептала крыска, – обсудим совместные действия.

За пыльными, проявившимися при направленном резком свете кулисами протяжно закричали, почти завыли. Волобуев-Блинов, начинавший подниматься, от неожиданности упал на сиденье, Оля обернулась, зрители звучно охнули, зашушукались. Крик продолжался по экспоненте. Цепные псы вскочили, правыми руками нырнув во внутренние карманы пиджаков. Актеры на сцене сбились с ролей, растерянно остановились и стали беспомощно озираться, ожидая какой-то команды. Крик в зените сорвался в визг. Упал занавес. На сцену выскочил бледный, как Пьеро, режиссер и срывающимся голосом сказал, что одному из работников театра стало очень плохо, сейчас у него медсестра, и вызвали «Скорую помощь».

Иванов встал, быстренько поднялась и разнополая свита.

– Включите освещение, – грубо и громко потребовал он.

Режиссер замахал кому-то невидимому, пританцовывая от нетерпения. Вспыхнули все люстры.

Иванов достал платочек и, очень не сдерживаясь, промокнул мокрое лицо, фыркая и отплевываясь при этом как животное, внезапно попавшее в глубокую колдобину и подвернувшее копыто, скомкал батист в огромном волосатом кулаке и швырнул под кресло. Полуповернулся к сцене, гавкнул, как привык на планерках:

– Сволочь! Мы тебе деньги бюджетные даем, а ты демонстрации противоправительственные устраиваешь! Разгоню!

Рывком возвратился в прежнее положение и почти строевым шагом, припечатывая старенькую ковровую дорожку полной подошвой изысканного немецкого ботинка, двинулся к выходу. Спецназ, растолкав плечами чиновную публику, пристроился за спиной, автоматически шагнув в ногу – левой, левой…

Театралы поднимались, озабоченно поглядывая, что делают соседи, и подстраивались под коллективно-бессознательный общий лад, который был направлен к дверям. Режиссер полулежал на подмостках, держась за левую сторону груди, возле него суетилась директриса и актеры. Визг медленно, с достоинством, утих.

– Круто! – заценила эфэсбэшница.

– Давненько в нашей провинции не было эдакого, – она пощелкала пальчиками с длинными наманикюренными ногтями, издавая неприятный коротко-костяной звук, – скандальозо.

– Я согласен, – сказал продолжающий сидеть Волобуев. – Давайте попробуем.

Ольга внимательно и остренько посмотрела на него.

– Я отработаю фактические данные с места преступления, – продолжил, морщась, Блинов, – и результаты судмедэкспертизы.

– А что я? – оскалилась в улыбке женщина.

– Мне нужен ваш анализ, – Волобуев-Блинов уставился в далекий лепной потолок, – городских провластных группировок – кому выгодно убийство его сына.

– В письменном виде?

– Да как хотите, как считаете более безопасным для себя. – Он нагло ухмыльнулся Ольге в миловидное лицо.

Они остались в зале вдвоем. Сцена тоже опустела: главного по зрелищам вынесли на носилках подоспевшие санитары «скорой». Хлопнула боковая неприметная дверца, через которую, как показалось крыске, как-то протиснулась успевшая переодеться тетя Маша с красной метелкой и совочком на длинной ручке с закрывающимся и объемным бункером для сбора мусора.

– Извините, – громко спросил ее через длинный ряд зеленых потертых кресел Блинов, – вы не знаете, кто там за кулисами кричал так… необычно?

Уборщица замедленно оглядела сидевших, болезненно сморщилась и, повернувшись, исчезла там, откуда внезапно и вывернулась.

– Чудеса какие-то, – пробурчал Волобуев. – Пора домой, на покой, к синенькому окошку в мир иной.

– До связи, – бросила, обгоняя на повороте, женщина из спецслужбы.

Волобуев-Блинов вздохнул, не торопясь, зашаркал к раздевалке.