***

И она вернулась. Не знаю, почему. Я даже слова не сказал им вслед. Я вообще потерял их из виду. Но она вернулась. Конечно, она шла не ко мне, но я так заискивающе улыбался, что мимо меня пройти было невозможно. Меня требовалось либо пристрелить из жалости, либо приласкать еще раз, но уже по-настоящему. Когда она оказалась совсем рядом, луч света, гулявший по толпе, неожиданно на секунду остановился прямо на ней, и в этом нимбе ночной королевы, черной жемчужины Вашингтона она вдруг приблизилась ко мне и спросила:

– А ю элан (в смысле, ты один тусуешься)?

Знаете, я в свое время поступал в театральное училище, ни хрена у меня, конечно, не получилось, но вот что я вам скажу: если бы я тогда хоть одну фразу произнес в той же тональности, в которой ответил на вопрос Слупи, то уверен, что поступил бы без вопросов, и никаких вторых и третьих туров лично мне устраивать бы не стали.

– Я всегда один, – ответил я проникновенней, чем Харитонов в «Оводе» перед расстрелом. – Я русский турист, у меня здесь никого нет.

Она вскинула свои тонкие бровки и взяла меня за руку. Господи, ее рука – опять ее рука!.. Ощущения сродни детским открытиям обычных для взрослых вещей и явлений. Рука Слупи была явлением. Тонкая, черная, прохладная – как будто касаешься змеи, но змеи с прекрасным женским телом, безупречными формами – что-то вроде добровольного смертельно опасного трюка с непознанным животным.

– Как тебя зовут?

– Егор.

– Ягр? – переспросила она.

– Ну, можно и Ягр.

– Теперь ты будешь со мной, Ягр, – сказала она и потащила меня за собой в танцующую толпу.

Где-то там среди танцующих ее друзья отвоевали себе островок и тусовались на нем плотной веселой стайкой – два парня и три девушки. Слупи представила меня как своего бойфренда.

– Хай, Ягр! – кричали они мне, продираясь голосами сквозь грохот музыки. Девушки чмокали меня в щеки – среди них и та угольная, что сделала сегодня это первой, парни жали мне руки.

– А как тебя зовут? – спохватился я, наконец, после того, как эйфория, связанная с моим появлением, потихоньку улеглась. – Как?? – тут же переспросил я после ее ответа.

Она повторила, и я подумал, что напрасно беспокоюсь насчет сходства некоторых английских имен и крепких русских выражений – она все равно об этом не знает.

– Очень красивое имя, – сказал я. – Салупа…

Представляю, в чем заподозрили бы меня некоторые товарищи по спортзалу, если сказать им, что я полночи общался с Салупой. Впрочем, через полночи я все-таки выяснил, что Салупой она никогда не была – все дело в произношении, как в случае с «твони-твенти». Да, я и не считал это важным обстоятельством тогда. Важным было только то, что она рядом – гибкая, красивая, упругая, жаркая, манящая, дразнящая – змея, жемчужина. Я фанател от нее с каждой минутой и просто изнемогал от желания.

– Что ты хочешь выпить? – кричал я ей.

– Ватка! – кричала она мне.

– Уот?

С «ваткой» получилось не совсем оперативно. Первый раз мне пришлось сходить с ней вместе к бару, чтобы она сама сделала заказ. Оказалось, что ватка – это наша водка. Вот уж не думал, что водка считается в Штатах клубным напитком, да еще женским. А нашим фифам коктейли, понимаешь, подавай. Под «ватку» отношения между нами развивались более чем стремительно. Через полчаса она уже прижималась ко мне попой, а я, скрестив пальцы рук на ее животе, гадал – чувствует она или нет через плотную ткань моих ферраров, что я к ней очень и очень неравнодушен. Она время от времени танцевала – делала шаг вперед, наклонялась и, мелко-мелко подрагивая попой, позволяла мне вдоволь насладиться видом ее белых трусиков-стрингов. Потом возвращалась назад и вновь приминала мое достоинство своим телом. Она была самой красивой в клубе. Она была самой красивой девушкой Вашингтона. Я знаю, о чем говорю, я пересмотрел за эти дни огромную толпу вашингтонских женщин – белых, черных, желтых и какого-то неопределенного цвета. Слупи превосходила их всех и во всем.