– Да, – невозмутимо ответила мама. – Я позвала на ужин твоих друзей по институту.

– Это ещё зачем? – спросил Матвей.

– Пусть полюбуются на тебя воочию. Когда теперь у них будет такая возможность?

Матвей посмотрел на маму, стиснув зубы. Её сюрпризы часто приходились не к месту.

– У меня уже есть планы на завтра, – сказал он.

– Так отмени, – мама пожала плечами, описала бокалом полукруг в воздухе и, глотнув вина, добавила: – Или перенеси. А может, ты и успеешь. Ребята придут к пяти.

Матвей не стал спорить – бесполезно. Залпом допил своё вино и поднялся.

– Пойду к себе. Спокойной ночи.

Уже входя в комнату, он вспомнил, что чемодан остался в прихожей. Пошёл за ним и на стене в коридоре заметил новую картину. Она была большой, светлой и странной. Сливающиеся в вертикальные и горизонтальные полосы, бело-серые, точно заснеженные, стволы берёз. Просто стволы, без листвы, без земли. Как на обрезанной фотографии.

Матвей не стал искать в ней смысла. Утром посмотрит свежим взглядом, может, что и увидит.

– Ты привёз все свои вещи? – улыбнулась мама, когда он прикатил в комнату здоровущий чемодан и оставил его у изножья кровати.

– Не нашёл сумки поменьше.

– Так купил бы.

– Сначала как-то не подумал, а потом уже поздно было бегать по магазинам.

Мама закивала головой – знаю-знаю – и подошла ближе.

– Мы ничего здесь не трогали, – сказала она. – Как ты и просил.

Матвей окинул взглядом свою комнату и вмиг успокоился. Всё в ней осталось прежним и на прежних местах. Большая кровать, накрытая синим покрывалом, тяжёлые серые шторы. Письменный стол с чёрной тонконогой лампой и небольшим круглым креслом. Напротив кровати стеллажи с книгами и тёмно-серый шкаф для одежды. Ближе к двери, под самым потолком – турник. Матвей прикинул, сколько раз смог бы теперь подтянуться.

– Да, – сказал он. – Спасибо.

– Хотя здесь стоило бы обновить мебель, – намекнула мама.

– Нет, – ответил Матвей, а потом улыбнулся, сглаживая свою категоричность. – Меня всё устраивает.

– Тут слишком мрачно, – тон мамы становился настойчивее. – И слишком просто. Посмотри, как здорово стало в других комнатах. Почему ты не хочешь и здесь что-нибудь поменять?

– Просто не хочу.

– Не понимаю, что ты так цепляешься за эту серость? Почему это вообще так важно? Ты здесь пять лет не был и неизвестно, когда приедешь в следующий раз.

– Ну и что? Это ведь моя комната. Пусть здесь всё будет так, как нравится мне.

Матвей почувствовал, что чего-то не хватает. Сначала почувствовал, а только потом заметил, подошёл к письменному столу.

– А куда делись фотографии? – спросил он будто между прочим.

Без нескольких глянцевых бумажек с улыбающимися влюблёнными комната казалась пустой до эха.

– Я думала, они уже не нужны, – ответила мама и добавила с особой деликатностью: – Ведь не нужны?

Пальцы Матвея коснулись того места, где раньше стояли серебристые рамки. Мама тщательно вытерла пыль. На поверхности стола проступил лишь запотевший след от тёплой кожи, который тут же исчез.

– Да, – сказал Матвей. – Не нужны.

– Уже поздно, – негромко произнесла мама. – Пора ложиться.

Матвей опомнился, обернулся.

– Спокойной ночи!

Шагнул к ней и торопливо коснулся губами её щеки.

Но мама уходить не спешила. Дотронувшись до руки Матвея, вгляделась снизу вверх в его лицо.

– Какой ты вырос красивый, – сказала она и провела ладонью по его голове. – И какой высокий. Твой дед тоже был высоким, но ты даже выше. Сейчас ты очень на него похож… И волосы какие чёрные. Прямо басменные.

Матвей улыбнулся.

– У тебя такие же волосы, мам.

– Так я их крашу, а у тебя свои, – взгляд мамы пробежал по его лицу, задержался на глазах и стал задумчивым. – Не верится, что тебе уже двадцать девять лет. Совсем взрослый мужчина.