Юный послушник брёл по сырой траве монастырского сада, казалось, ничуть не заботясь о своей невидимости. Тем временем круглый глаз луны-соглядатая зорко всматривался в полуночную темноту, силясь разглядеть из-за облаков всех, кто в эту ночь способен отбрасывать тени. Послушник неспешно шёл, сбивая с травы носками обуток холодные дождевые капли. Тени следом не было, как не было, в каком-то смысле, и самого идущего. Ник изо всех сил старался удерживать в воображении вокруг себя золотой поток, позволяющий прятаться за ним от недружелюбных взоров. Беспокойные мысли роились в голове отрока: одни больно жалили в самое сердце, другие назойливо мельтишили вопросами, пытаясь превратиться в ответы. Те, в свою очередь, возникнув в смутных глубинах души, проносились мимо, не пойманные в жёсткие сети сознания.

Вдруг в голову Ника ворвалась странная мысль, мысль о Скрибиусе. И не она сама была необычной. Удивительным было то, что появилась она только теперь, когда все слова между друзьями были сказаны. Но эта мысль, этот вопрос, очевидный до невероятности, так и не прозвучал там, в стенах библиотеки. Во время столь продолжительного разговора Нику так и не довелось задуматься над тем, как это Скрибиусу удалось так потрясающе молодо для двухсотлетнего человека сохраниться, в то время как Магнусу Горнвальду суждено было умереть от старости, не завершив поэтому работу над созданием Тела Света? Вернуться и спросить об этом?

Ник оглянулся – в полумраке ночи шевельнулись от ветра мохнатые кусты. Входа в библиотеку не было. Зоркий глаз луны выкатился из-за облаков и бросил жёлтый взгляд на поляну, открывающуюся впереди. Ник оставил мысль о возвращении, отложив разгадку тайны Скрибиуса на потом, и решил продолжать путь. Вынырнув из-за деревьев на освещённое луной место, Ник отпрянул, вдруг забыв о своей невидимости, и спрятался в мохнатой зелени кустов.

Навстречу ему с противоположной стороны поляны выступали трое. Две длинные и коротенькая тени упали на траву – и из мрачной кущи деревьев заброшенной части сада под лучами полной луны появились фигуры в монашеских одеяниях. Одну из них Ник узнал сразу. Её нельзя было не узнать! Это был тот самый злосчастный омерзительный карлик, ужасная ошибка Магнуса Горнвальда! Сюда пожаловал сам владыка Плеон, проклятие всей его жизни! Интересно зачем? Что Плеон тут делает с этими двумя? И кто они?

Один – толстяк-громадина с блестящей лысиной. Другой – не откидывает куколь – длинный и чрезвычайно худой, как швабра в балахоне. Странно движется, с трудом перемещая конечности по траве; будто пугало огородное, при свете солнца исправно караулившее монастырские грядки, вдруг ожило под магическими лучами полной луны и принялось учиться ходить, подражая человеку.

Ник невидимкой сидел в своём убежище, вдобавок укрытый темнотой и зарослями мохнатого кустарника. Он не смел шевельнуться, хотя ветер шуршал зеленью ветвей и скрывал малейшие признаки присутствия четвёртого вблизи поляны. Оттуда вдруг послышались голоса.

– Дальше мы не пойдём, Мортон. Остановимся здесь. Тебе же нужен свет луны! Там, впереди, снова заросли. Брат Савл тебя, наверняка, не разглядит! Трапеза может быть испорчена! – раздался знакомый пронзительный голосок карлика, в котором теперь сквозила ядовитая усмешка.

Лысый толстый монах по имени Савл, стоявший рядом с владыкой Плеоном, почуял неладное и попятился, собравшись было бежать. Но сделав неудачную попытку, вдруг замер как вкопанный перед зрелищем, открывшимся ему вдруг.

Худой и длинный откинул куколь, и голый череп скелета, освещённый полной луной, обратил свои пустые глазницы на остолбеневшего Савла. Тот, которого карлик именовал Мортоном, издал звук, напоминающий свист, и, будто прочищая горло, проскрипел: