Мой путь лежит вверх и вдоль того пролета, который по-прежнему простирается над водой, и я стараюсь не зацепиться плащом за какую-нибудь подпорку. Теперь подо мной завитки тумана; над быстрой черной водой среди береговых устоев вертятся и крутятся смутные образы, в которых можно углядеть сходство с конечностями или лицами. И кажется, что мост растет, окружающие меня балочные фермы увеличиваются в размере. Но я тут уже бывал и кое-что знаю о способах, которыми защищаются подменыши. Сердце мое колотится, потные ладони скользят, однако я настойчиво продвигаюсь, чтобы вскоре вновь очутиться на разрушенном мосту незваным гостем, стиснутым меж сушей, рекой и собственной неутолимой жаждой.

Почти добрался: вблизи от того места, где парапет наконец отваливается, к мосту прицепилось скопление мертвого металла, стекла и принесенного рекой мусора. За ним виднеется раскинувшийся Лондон; суета, паромы, чудесные деревья и изысканные здания. Взбираюсь на далекую платформу, ныряю в ребристую клеть сигнального мостика, где все утыкано осколками стекла и фарфора с намерением то ли предостеречь чужаков, то ли украсить территорию. Учитывая все обстоятельства, воздух здесь на удивление приятный. Пахнет в основном ржавчиной.

Подменыш, называющая себя Ниана, обитает среди теней в дальнем конце этого туннеля и, кажется, всегда ждет меня в своем жилище, похожем на вигвам. Она шевелится при моем приближении и манит из недр превратившегося в лохмотья древнего подвенечного платья.

– Грандмастер… – Присев на корточки в самом дальнем и темном углу, она изучает меня в мерцании чаши с награбленным дивосветом. «Ты все-таки решил прийти…»

Ее голос звучит лишь в моей голове, а тон – небрежный, светский, ровный.

Я продираюсь сквозь многослойные отсыревшие занавески, при всей своей неуклюжести осознавая, на какие подвиги пришлось пойти ради сооружения этого обиталища, втиснутого посреди умирающих балочных ферм. Покосившаяся доска, к которой я прислоняюсь, чтобы перевести дыхание, когда-то могла быть грузовым поддоном, принайтовленным к качающейся на волнах палубе какого-нибудь парохода в северных морях. А дальняя стена, испещренная тысячами отверстий для заклепок, через которые проникает сумеречный свет, явно была частью наружной обшивки какого-то крупного механизма. Тусклый свет смешивается с эфирным сиянием дивосвета, проникая сквозь мутный глаз старого иллюминатора, струясь по замысловатым стеклянным трубкам, предназначение которых от меня целиком и полностью ускользает – я же по-прежнему почти не посвящен в истинные тайны гильдий. Я пытаюсь представить себе борьбу, которая наверняка разворачивается посреди мусорных гор, когда ямозвери притаскивают с запасных путей что-нибудь особенно ценное. Чайки орут, драконьи вши роятся, дети бегают туда-сюда. И все из-за сломанной рукоятки, мешка суповых костей, дергающейся железяки, кучи старых ламп…

Я пожимаю плечами и улыбаюсь Ниане, разрываясь, как всегда, между удивлением, любопытством и жалостью. Рядом с тем местом, где она расположилась, фонтанирует конским волосом длинная подушка. Звеня цепочками из бутылочных крышек, я пристраиваюсь на том конце, который с большей вероятностью меня выдержит. Поодаль изгибается железный пол, повисая в тридцати футах над неукротимой рекой. Я сижу на корточках – человеку моего ранга не положено так сидеть. И все же я рад снова быть здесь. Имея дело с подменышем – и неважно, насколько часто случаются такие встречи, – я всякий раз испытываю бередящее душу предчувствие, что сегодня наконец-то стану свидетелем разгадки некоей утраченной, замысловатой тайны.