. Выводы Ш. Кеттеринг вызвали новые дискуссии в историографии, связанные с патрон-клиентским языком [15].

Наравне с попытками охарактеризовать основные принципы функционирования патрон-клиентских сетей в западной историографии получила распространение социологическая теория, ставящая в центр внимания принцип доверия[16]. В рамках подобных исследований доверие рассматривается базовым компонентом любых общественных отношений. Так, П. Штомпка формулирует дефиницию доверия: «доверие является залогом, принимаемым на будущие неуверенные действия людей»[17]. Доверие существует в любых отношениях среди людей, в том числе между государем, представителями политической элиты, бюрократами и т. д. Неоправданное доверие вызывает разочарование от несбывшихся надежд, которое может повлечь за собой какие-либо санкции.

Из социометрических работ, кроме того, выделилось методологическое направление «Исторический анализ социальных сетей ⁄ Historical Social Network Analysis». В основе данного подхода лежит утверждение, что человек как общественный элемент является частью большой социальной системы, в которой одновременно находятся другие действующие лица. Между людьми образуются зависимые связи, формирующие нормы поведения и морали, влияющие на восприятие человеком мира. Социальная система сама по себе не является однородной, в ее структуре образуются несколько уровней, которые определяют специфику отношений между людьми[18]. Как отмечает американский исследователь Ч. Веферелл, главное отличие сетевого анализа состоит в том, что связи между двумя людьми, группами, учреждениями рассматриваются в качестве основного элемента изучения. Соответственно, «социальная сеть» – это объединение связей между различными субъектами, а «социальная структура» – это модель этих связей[19].

Опыт осмысления патрон-клиентских отношений и социальных связей среди представителей политической элиты в России раннего Нового времени значительно уступает по глубине и проработанности истории ранненововременной Франции. В западной историографии (работы С. Диксона, Н. Ш. Коллманн, Дж. П. Ле Донна, Дж. Леви, Д. Рансела, С. Шаттенберг и др.) в большинстве своем делается акцент на широком распространении в системе управления Российским государством семейно-родственных связей, а также на деятельности «партий» или «кланов», сменявших друг друга и доминировавших на политической арене[20]. Однако в последнее время наблюдаются заметные методологические и теоретические изменения в осмыслении влияния социальных связей и сетей доверия на государственное управление, в том числе благодаря пересмотру оценок значимости семейно-родственных отношений.

Как представляется, практики функционирования социальных связей, характерные для политической жизни петровской России, не могут рассматриваться в отрыве от процессов предшествующего XVII в., тем более что исследователи, к чьей сфере интересов относится эпоха Московского государства, продвинулись в изучении патрон-клиентских отношений достаточно далеко. Например, нельзя не отметить работу американского ученого Р. Крамми, посвященную московскому боярству[21]. В ней автор пришел к выводу, что брачные стратегии московской аристократии играли защитную и стабилизирующую функцию – с их помощью знать пыталась сохранить положение своего клана при дворе вне зависимости от поддерживаемых царем фаворитов. Р. Крамми также подчеркивал важную роль патрон-клиентских отношений, поскольку они способствовали выдвижению в состав государева двора представителей незнатных родов. Некоторые исследователи, в частности М. По, вовсе относят семейно-родственные кланы к легитимизированным родственным группам и противопоставляют неформальным патрон-клиентским связям