Оцепенение прошло, Максим попятился, комкая бумагу и запихивая её в карман.

– Wirf das mal weg! – Закричала старуха. – Ich sage dir doch, wirf weg![3]

Максим наткнулся на корзину с фруктами, опрокинул её, чуть было не упал сам, однако удержался на ногах, повернулся и побежал. Старуха что-то кричала ему вслед, но мальчик летел между рыночными рядами, перепрыгивая через мешки и сумки, стремительно удаляясь от того места, где стояли его родители. Кто-то из продавцов попытался схватить его за руку, но Максим вырвался, нырнул под прилавок, выскочил с другой стороны и понесся дальше, оставив позади шеренги исполинских тыкв.

Он остановился, только когда выбежал из-под навеса и налетел на ограждение у края проезжей части. Развернулся и вжался в ограждение спиной, снуя глазами по рыночным рядам, выискивая признаки погони. Легкие вспыхивали болью, живот свело судорогой.

Старухи не было видно. Никто за ним не гнался. Продавцы неспешно шли по своим делам, туристы лениво обмахивались веерами, лишь один торговец кокосами пристально смотрел на мальчика.

Максим извлек из кармана скомканное письмо. Старая бумага местами раскрошилась, но надпись по-прежнему читалась хорошо. О чём говорила эта сумасшедшая? Почему она так испугалась написанного? Мальчик догадывался, что она говорила по-немецки, а значит, прочитав записку, поняла что-то такое, от чего ей стало страшно.

– Кандар, – прошептал Максим. – Кто ты такой?

Вспомнился паучок из сна.

Мальчик бережно свернул бумагу и сунул её за резинку шорт. Огляделся. Он не узнавал местность, а это значило, что он потерялся, родители долго будут его искать, и ему опять попадет от отца. Возвращаться под навес, где его могла поджидать старуха, Максиму не хотелось. Он присел на бордюр, обхватил ноги руками, положил подбородок на колени и стал ждать.

Его нашли спустя час. Мальчик сразу понял, что необходимость оставить покупку сувениров и в самое пекло таскаться по рынку в поисках сына привела отца в бешенство. Взмокшее, раскрасневшееся лицо его будто пульсировало, ноздри расширились, шея вздулась жилами.

– Ты где был? – прорычал отец сквозь зубы, сжимая кулаки. Мама попыталась мягко перехватить руку мужа, но тот отпихнул её, даже не удостоив взглядом.

Максим съежился, прижался к ограждению и поднял ладони к лицу, инстинктивно защищаясь.

– Я спрашиваю, где ты был?! – рявкнул отец, сбил одной рукой слабую защиту сына, а другой отвесил ему звонкую оплеуху, да так, что в глазах мальчика поплыли круги. – Какого черта ты убежал сюда?! Мы с матерью целый час шляемся по долбаному базару, ищем этого говнюка, а он тут сидит, прохлаждается! – Отца понесло. – Какого черта я потащил вас в этот отпуск, если с вами нормально не отдохнешь! То одна хрень, то другая!

Максим молчал, прижав руки к уху, ноющему от отцовского удара. Он знал, что отвечать что-либо бессмысленно, только больше злить отца. Мальчик напустил на себя виноватый вид и стал разглядывать пальцы ног. Для убедительности всхлипнул.

– В такси! – гаркнул отец, пихнув сына в шею и бросив на жену гневный взгляд, от которого она отшатнулась, словно от удара.

Мама приобняла Максима за плечи и повела его к стоянке белых с желто-зелеными кругами на боках такси, шепча слова утешения. Мальчик, однако, этих слов не слышал. Он погрузился в свои мысли и стал мечтать о том, как было бы здорово сейчас оказаться на берегу моря, у норки таинственного зверька, рассказать ему о произошедшем, поплакать, попросить совета и, может быть, помощи.

За окном такси мелькал уже не казавшийся восхитительным самоанский пейзаж. Поднялся ветер, пригибавший пальмы и вытягивающий их длинные изумрудные листья параллельно земле. Максим прижался пылающим ухом к прохладному стеклу и в очередной раз нащупал в кармане письмо.