Меня забрали из дома поздно, в тринадцать лет. Три года родителям удавалась скрывать, что я изот. Наше с сестрой сходство до поры до времени позволяло выдавать её за меня. Но в конечном итоге разница в возрасте два года стала очевидна. Фигура сестры приобрела женственные очертания, в то время как моя оставалась костлявой и угловатой. Единственное, что во мне стремительно менялось – цвет глаз. Из серо-голубого они приобрели лазурно-синий оттенок.

Передвижной пункт с плановой проверкой приехал раньше обычного. Мы просто не успели подготовиться. Сначала меня доставили в распределительный центр, а после в специальное заведение, где изотов готовили к дальнейшей жизни. В интернате многим нравилось, но кто-то просился домой и вечно плакал. Я решила притвориться, что смирилась и сбежать, когда появится возможность. Возможность представилась, мне действительно удалось улизнуть. Меня быстро поймали и вернули. Я неделю просидела в карцере. Потом выслушала длинную лекцию о долге перед Империей, о средствах, потраченных на моё обучение и чёрной неблагодарности, которой я отплатила. Пришлось сделать вид, что раскаиваюсь и принимаю свою участь. Позже я повторила попытку бегства, но она снова не увенчалась успехом. Меня продержали в карцере месяц.

Отогнав остатки ночного кошмара, я засобиралась в больницу к Бет. Пришлось раскошелиться на такси. Меня высадили возле высокого белого здания. Я прошла в просторный светлый холл и остановилась возле регистратуры. Девушка занесла мои данные в компьютер и выдала электронный пропуск. Я зашла в лифт и приложила пластиковый прямоугольник к панели на стене. На ней загорелась цифра три и лифт тронулся с места. Двери открылись на нужном этаже. Я подошла к сестринскому посту и протянула пропуск. Сестра без слов приняла его и пропустила через считыватель.

- Четвертый бокс, - она одарила меня дежурной улыбкой и вернула пропуск.

Я прошла по светлому коридору и остановилась возле нужного бокса. Я поднесла пластик к двери, и та отъехала в сторону. Бет лежала на кровати, больше напоминающей большую люльку в трубках и датчиках. На мониторе горели кривые линии, показывающие дыхание, сердцебиение и энергию. По гибкому прозрачному проводу струился питательный раствор, подаваемый через закрепленная на штативе капельницу. В этой стерильной белизне подруга смотрелась, как пластиковый манекен. Я взяла её за руку, и веки той едва заметно дёрнулись. Двери распахнулись. Я отпустила руку, и та безвольно упала на кровать.

- Здравствуйте, госпожа Исмем, я лечащий врач.

Меня несколько покоробило такое обращение, но здешний персонал так вышколен, что обязан знать посетителей своих пациентов по имени.

- Добрый день. Как она себя чувствует? Есть улучшения?

- Пока нет. В таком состоянии она может пребывать очень долго, - доктор замялся. – Мы сможем продержать госпожу Танис ещё максимум сутки, так как её страховка не пороет большего пребывания.

- Куда её переведут?

- В районную больницу Азия.

- В Азий? Там же хоспис?

- Сожалею, госпожа Исмем, но ничем не могу вам помочь, - сухо ответил врач.

Я попрощалась с доктором, покинула палату и спустилась на первый этаж. Представив Бет в палате на двадцать человек, окружённую другими безнадёжными пациентами, сердце сжалось. Я так расстроилась, что на выходе не смогла попасть в щель для пропусков. Чья-то рука взяла мою, подвинула в нужном направлении и пластиковый прямоугольник провалился внутрь. Я подняла голову и увидела Приама.

- Элис, с тобой всё хорошо? – обеспокоенно спросил он.

- Я не знаю, - выдохнула я, чувствуя, как наворачиваются слёзы.