СВЕТЛАНА. А у Шекспира что, другой?

РЕЖИССЁР. Шекспир жил в мрачную эпоху Средневековья. Тогда «для веселия планета была мало оборудована», как правильно сказал, правда, по другому поводу, великий пролетарский поэт Владимир Маяковский. Ладно. Кто знает текст Ромео?

СВЕТЛАНА. Отряд, значит, «не заметил потери бойца и “Яблочко” песню допел до конца».

РЕЖИССЁР. Он не боец, а контрреволюционер, не наш человек, и хватит об этом. Мы тебе найдём другого Ромео, не хуже. А пока продолжим репетицию. Кто знает текст Ромео?

КРИС. (Из зала.) Я знаю.

РЕЖИССЁР. А ты откуда, товарищ?

СВЕТЛАНА. Это мой приятель.

РЕЖИССЁР. Ну и прекрасно. Давай на сцену. Репетиция продолжается. Акт второй. Сцена первая.

ДЖУЛЬЕТТА. Как ты попал сюда? Скажи, зачем?

РОМЕО. Я перенёсся на крылах любви:

ДЖУЛЬЕТТА. Но, встретив здесь, они тебя убьют.

РОМЕО. В твоих глазах страшнее мне опасность,

ЛОРЕНЦО. Таких страстей конец бывает страшен.

РЕЖИССЁР. Браво! Великолепно! Я же тебе говорил, что мы найдём тебе Ромео лучше прежнего. Свято место не бывает пусто. Или, как говорит товарищ Сталин, у нас незаменимых людей нет. Вот тебе настоящий пылкий Ромео. (Обращается к Крису.) У тебя просто талант к лицедейству. А ну-ка, попробуем акт третий, сцену первую. Эпизод встречи Тибальда и Ромео.

ТИБАЛЬД. Ромео, ненависть моя к тебе

Другого слова не найдёт: ты подлый!

РОМЕО. Но у меня, Тибальд, причина есть

Прощай! Я вижу, ты меня не знаешь. (Хочет уйти.)

ТИБАЛЬД. Мальчишка, это извинить не может

РОМЕО. Клянусь, что я тебя не оскорблял!

Люблю тебя сильней, чем можешь думать…

РЕЖИССЁР. Стоп-стоп-стоп. Всё хорошо, Ромео. Только вот, знаешь, у тебя проскальзывает некий гнилой пацифизм. Перед тобой враг, а ты начинаешь с ним сюсюкать…

КРИС. Так ведь трагедия Шекспира – не только трагедия любви. Я так понимаю. Она глубже. Это ещё и трагедия личности Ромео, который понимает всю бессмысленность вражды.

РЕЖИССЁР. Кое в чём ты, может быть, и прав. Конечно, в этой борьбе нет классовой мотивации. Но Ромео – это буревестник, а у тебя он больше смахивает на гагар, которые тоже «стонут. Гром ударов их пугает», как правильно сказал в «Песне о Буревестнике» великий пролетарский писатель Максим Горький.

КРИС. Но милосердие к врагу – разве не достоинство?

РЕЖИССЁР. Если враг не сдаётся, его уничтожают! Заметь, это не я говорю, это говорит великий пролетарский писатель, буревестник революции Максим Горький. Жёстче надо быть, жёстче. Мы ставим героическую трагедию, а не сопливую мелодраму.

КРИС. Но ведь у Шекспира бессмысленная, беспощадная борьба убивает любовь.

РЕЖИССЁР. Как я уже говорил Джульетте, Шекспир жил в эпоху мрачного, тёмного Средневековья. Живи он в наше время, когда уже виден свет коммунизма, у него был бы другой, оптимистический, финал, как, скажем, в бессмертной горьковской поэме «Девушка и Смерть». И поэтому мы, дети невиданной в истории человечества революции, видим в этой трагедии гимн героизму и всепобеждающей силе любви. Живи сейчас Шекспир, он был бы с нами, как Максим Горький. Я в этом уверен. Поэтому долой гнилой пацифизм и соглашательство! Да здравствует бескомпромиссный героизм! Усёк?