– Да ведь это сам Каганов, – Молодцов приветствовал посетителя с показной улыбкой делового человека и потряс его руку. – Входи, входи.

Михаил последовал за Олегом в его роскошный кабинет. Будучи весьма представительным мужчиной лет пятидесяти, в очках в стальной оправе, с круглым лицом и с жидкими волосами, Молодцов выглядел человеком, вполне довольным своим положением в обществе. Темные панели стен кабинета были сплошь увешаны памятными дипломами и поздравительными адресами от общественных и благотворительных организаций. Здесь же висели в рамках фотографии самого Молодцова в обществе губернатора, двух-трех популярных актеров, нескольких писателей и даже одного депутата.

Сидя за красивым внушительным столом, Олег Молодцов являл собой портрет преуспевающего бизнесмена, профессионала в своем деле. Кожаное кресло с высокой спинкой казалось троном, а его собственное отражение на зеркальной поверхности стола было более пышным и великолепным, чем отражение горы в зеркальной глади альпийского озера.

Молодцов кивком указал Михаилу на стул. Журналист сел и сразу же отметил про себя, что опустился гораздо ниже уровня глаз собеседника. У него возникло хорошо знакомое чувство легкого испуга. Вся обстановка как будто способствовала этому.

– Приятный кабинет, – констатировал он.

– Спасибо большое, – ответил Молодцов с улыбкой, от которой его щеки собрались складками возле ушей. Свободно откинувшись в кресле, он слегка барабанил согнутыми пальцами по столу. – Мне он тоже нравится. Здесь спокойно.

«Здесь тебе спокойно, – подумал Каганов. – Ну и ну».

– Как обстоят дела в «Вечерке»?

– Вполне сносно. Ты получил сегодняшний номер?

– Да, мне он очень понравился. Он сделан в хорошем стиле. Должен отметить, что ты привнес в газету настоящую атмосферу большого города.

– Да…

У Каганова внезапно пропала охота говорить.

– Я рад, что ты с нами, Михаил, мы уверены, что у нас будут добрые отношения.

– Да, да, разумеется.

– И что же у тебя на сердце?

Каганов немного поерзал на стуле, а затем поднялся. На этом стуле он чувствовал себя микробом под микроскопом. «В следующий раз я захвачу с собой собственный большой письменный стол», – подумал он и начал ходить по кабинету, стараясь выглядеть независимо.

– Нам о многом предстоит поговорить за этот час, – начал он.

– Мы можем встречаться чаще.

– Конечно. Так вот, я хочу тебе сказать, что этой ночью исчезла Светлана, моя дочь. О ней ничего не слышно, и мы не знаем, где она… – Он коротко описал Олегу суть их раздора с дочерью и его предысторию. Молодцов слушал внимательно, не перебивая.

– Ты думаешь, что она отвергла ваши традиционные ценности, и это тебя огорчает? – спросил он под конец.

– Я не глубоко религиозен. Ты понимаешь, что я имею в виду? Но определенные вещи должны считаться правильными, а определенные – ошибочными, и мне не понравилось, что Света как бы… мечется то в одну, то в другую сторону.

Молодцов величественно поднялся из-за стола и подошел к Михаилу с улыбкой снисходительного, все понимающего отца. Он положил руку ему на плечо и сказал:

– Как ты думаешь, Михаил, она счастлива?

– Я никогда не видел ее счастливой. Может быть, только потому, что когда я ее вижу, она находится в моем обществе.

– И это, видимо, объясняется тем, что ты считаешь непонятным путь, который она выбрала в жизни. Скорее всего, ты высказываешься в духе полного неприятия ее философии…

– О да! А также профессорши, которая впутала ее в эту философию. Скажи, ты встречал ее? Как бишь ее зовут, профессор Лихова, из университета?

Олег подумал и отрицательно покачал головой.