не повторилось.

Я не понимаю реакций своего тела и импульсов, которые посылает мне мозг. Что со мной происходит? Если это благодарность за спасение, то почему всё во мне наливается тяжестью в ответ на каждое аккуратное прикосновение? Почему, вместо расслабления, я чувствую напряжение?

Казалось бы, меня должен пугать этот мужчина. Но он меня не пугает. Разве действительно злой человек станет тащить на руках несколько часов кряду незнакомца? Разве приведёт его в своей дом? Поможет?

Поэтому я не испытываю страха в классическом его понимании. Нет той невыносимой жути, которая охватила меня при встрече с собакой. Или ранее, когда мародёр распластал на полу. Или когда они убили дедулю.

Я взволнована. Да, думаю, это подходящее название.

Предложение Егора раздеться не испугало меня. Взволновало. Щеки обожгло румянцем. Сердце сделало кульбит. Мне не было тревожно, что этот исполин надругается надо мной. Но осознание интимности сложившейся ситуации взволновало меня.

По понятным причинам у меня не было опыта общения с противоположным полом, кроме дедушки и других стариков, пока те ещё были живы. Но что-то мне подсказывает, что этот мужчина не смотрит сквозь призму тесного родства или доброго соседства. И почему-то мне хочется, чтобы он видел меня привлекательной девушкой, а не покусанным жалкой псиной парнем.

И если с очевидным всё и так ясно, то как понять, что нравишься мужчине, я не знаю.

– Милослава, – моё имя звучит незнакомо на устах Егора. – Сейчас я полью антисептиком. Тебе будет больно.

Он предупредительно заглядывает мне в лицо, прежде чем начать. И я киваю, глядя в его серьёзные тёмные глаза.

Тонкая холодная струйка касается голой кожи и спускается на места разрывов мягких тканей. От того, как жжётся моя плоть, как образуется в местах разрывов мягких тканей адское пекло боли, перед глазами начинают плясать чёрные мушки. Кажется, я всхлипываю и плачу.

А он всё льёт и льёт лекарство, промывая раны. Только теперь мужчина дует на меня. Что? Я максимально поворачиваю голову назад, чтобы увидеть, как этот богатырь складывает губы трубочкой и раз за разом выпускает струйки воздуха, пытаясь облегчить мою боль.

Огромный ком образуется в груди и не даёт дышать. Он поднимается к моему горлу и вырывается каким-то жутким воем.

Наваливается всё сразу: появление незнакомцев, происшествие в доме, усталость от длительного побега, изнемождённость от встречи с собакой. Меня сотрясает в рыданиях. Стыдно. Очень стыдно. Но прямо сейчас, рядом с ним, с Егором, я чувствую себя под защитой, в безопасности, слабой, и даю волю слезам.

– Чёрт, – бормочет мужчина, откладывая бутылочку с антисептиком и садится рядом. – Мила, Мила… Не плачь. Я знаю, что больно, но… Всё пройдёт.

Всё пройдёт. Всегда, независимо от обстоятельств, всё всегда проходит. Но прямо сейчас я нуждаюсь в этой слабости. Так и рыдаю в чужую подушку, пока огромная горячая рука незнакомца гладит меня по голове.

Он гладит, гладит, гладит, путая сознание, и я проваливаюсь в небытие.

***

Мне кажется, в доме начался пожар. Иначе почему тело моё объято пламенем? Болит каждая клеточка. Болит и нуждается в утешении. Но собственных сил не хватает даже оторваться от подушки.

Я прихожу в себя на короткие мгновения и тут же проваливаюсь в запределье, где царят хаос, пустота и мрачные картинки недавнего прошлого.

Иногда по моей коже пробегается что-то холодное, мягкое и мокрое, и мне становится чуть легче. Иногда мне кажется, что кто-то пытается облегчить моё состояние, но тут же задаюсь вопросом, зачем ему это надо? Что потребует взамен?