Но я знаю один его секрет. Секрет его души. Как-то он плавал в Марокко. Там познакомился с девушкой. Влюбился. Они собирались пожениться. Переписывались. Он хотел приехать с родителями в Касабланку и просить ее руки. Но его родители были против. Он струсил. Не стал бороться, просто пропал. Родители не хотели в трабзонскую семью какую-то арабку неизвестно откуда. Они быстро нашли ему невесту, он женился на радость родителям, завел детей. Только жену свою он никогда не любил. Она раздражала его всем: как ходит, одевается, как говорит. Она успевала ему надоесть за те несчастные две недели в году, пока он был дома. Каждый раз, собираясь в плавание, он вспоминает ту марокканскую девушку. Каждый раз, когда он напивается, он плачет и хочет поехать в Касабланку, чтобы ее найти, попросить прощения и уговорить выйти за него замуж. Каждый раз, когда мы видим друг друга, он просит меня съездить с ним в Касабланку, чтобы ее найти. Потому что он боится туда ехать один. Он боится посмотреть ей в глаза. Тогда ему было двадцать пять. Сейчас ему сорок девять. Он в душе живет этой безумной, загнанной глубоко-глубоко надеждой на призрачное счастье…

Первую открытку я порвала. На ней красивые виды моего родного города, но в кадр попадает церковь с крестами. В Марокко строгая цензура, и письмо с христианской тематикой может не дойти до адресата. Нашла другую открытку, на которой изображен красивый букет цветов. Пусть будут цветы. Там таких нет. Вывожу на конверте адрес: эти витиеватые французские слова. Заклеиваю конверт. У меня нет ее телефона, электронной почты и фейсбука. У меня только письмо и конверт с обратным адресом и воспоминания о красивом доме с садом и фонтаном, мраморных дорожках, раскидистому дереву, с которого я упала, кода снимала кота.

Завтра я отнесу конверт на почту. Не знаю, придет ли мне ответ. Но я чувствую, что нужно сделать первый шаг. Я делаю это для себя. Маленький шажок, чтобы открыть дверь в далекое прошлое. Я больше не хочу бежать от себя. Чтобы жить дальше, мне нужно найти себя там. Больше нет сил бояться. Завтра я отнесу конверт на почту, а потом куплю билет на самолет. Это будет второй шаг. Я хочу прилететь в огромный мегаполис в Северной Африке, вдохнуть его воздух, пройтись по его улицам, выпить чашку крепкого кофе и поговорить с теми, кого хочет видеть моя душа. Возможно, что уже поздно и я не застану их при жизни. Я готова к любому исходу. Это лучше, чем до конца своих дней убиваться по своим надеждам, завернувшись в воспоминания, словно в теплый плед, не рискуя посмотреть в давно покинутый мир открыто. Аминь.

– Любовь – это все. Если любишь, то все отдашь.

Эти слова моего мужа навсегда врезались мне в память и на протяжении всей жизни были путеводной звездой на небе моего сердца…

Касабланка… Тогда мне было двадцать два, и я жила в Касабланке в доме у моей подруги. В тот день с самого утра в доме был жуткий кавардак. Мама моей подруги – мадам Фатма – готовила на кухне разные вкусности, убирала и начищала дом. Даже для нас с Зейнеб нашлась работа, а все потому, что к нам должен был приехать господин Ферид – близкий друг отца моей подруги. Он был каким-то известным дизайнером и художником, закончившим Парижскую Академию Искусств, человеком известным и уважаемым. Кузина Зейнеб – Федуа – прожужжала все уши про то, что у господина Ферида красивая красная машина, вилла на берегу океана, и что он давным-давно разведен, и денег у него куры не клюют. В общем, достойный жених. Я никак не могла взять в толк, каким образом арабский престарелый пенс за пятьдесят может быть прекрасным женихом для молодых барышень, а добиться от Федуа информации о художественных талантах гостя было чрезвычайно сложно, ибо кузина подружки была далека от дизайна, архитектуры и искусства так же, как домашняя курица от гнездовья красных фламинго на островах Карибского моря. Моя подруга тоже знала не особо много об этом человеке, так что господин Ферид был для меня неким «Мистером Х».