«Сир, – писал Монсей, – поставленный перед мучительной дилеммой – выбирать между неповиновением Вашему Величеству и обманом своей собственной совести, я чувствую, что должен дать объяснения Вашему Величеству. Я не берусь судить: виновен или не виновен маршал Ней. <…> Сир, позвольте мне спросить Ваше Величество, где были обвинители Нея тогда, когда он сражался на поле брани? Они следовали за ним и обвиняли его в течение двадцати лет тяжелого труда и опасности? Если Россия и союзники не могут простить завоевателя Москвы, может ли Франция забыть героя Березины? Сир, при переправе через Березину, посреди той ужасной катастрофы находился Ней, который спас остатки армии. У меня у самого там были родные, друзья, наконец, солдаты, которые любили своих военачальников, а теперь на меня возлагается обязанность осудить на смерть человека, которому столь многие французы обязаны своей жизнью, столь многие семьи – жизнью своих сыновей, мужей, отцов! Нет, Ваше Величество… если мне не дозволено спасать ни свое отечество, ни свою жизнь, я во что бы то ни стало хочу спасти свою честь! Простите мне, Ваше Величество, искренность старого солдата, который всегда стоял в стороне от интриг и интересовался всегда только делами своей профессии и своей страны… я не скрываю от себя, что это опасный курс с любым другим монархом. Я также не обманываюсь, что увижу ненависть придворных к себе, однако перед тем, как сойти в могилу, я, как один из прославленных предков, могу сказать: «Потеряно все, кроме чести! Я умираю незапятнанным».

Людовик XVIII не оценил благородства маршала Монсея. Не обошлось без злобных нашептываний, вернувшихся с ним его приверженцев, четверть века мыкавшихся и ютившихся по дворам приютивших их европейских монархов. Они пришли в страшное негодование от этого письма и стали требовать от своего короля сурово наказать непокорного маршала, посмевшего высказывать свое – неугодное всем им – мнение. Ответные меры последовали незамедлительно: королевским указом Монсей был лишен звания маршала и заключен в крепость Ам на три месяца. Этот указ был подписан военным министром маршалом Сен-Сиром и, по сути дела, лег позорным клеймом на него. Не исключено, что если бы все маршалы – все как один (!) – выразили протест против суда над Неем, возможно, он и остался бы жив. Но большинству «своя рубашка оказалась ближе к телу». Публично выступить в защиту Нея решились только два маршала Наполеона: Монсей и «железный» Даву, за что и поплатились опалой от старого-нового Бурбона, которому был нужен акт «белого террора», чтобы показать всем в стране, «что в дом вернулся его законный хозяин».

Подлинная фамилия Бона-Адриена-Жанно де Монсея была Жанно. Его отец, адвокат городского суда Безансона Франсуа-Антуан Жанно – глава большого семейства (11 детей) – зарабатывал весьма неплохо. Он рассчитывал, что и его сын Бон-Адриен должен заняться этой вполне доходной профессией. Но, устремления сына, как это, порой, случается, не совпали с задумками отца. Зубрить право он вовсе не желал – его, как и весь воинственный «молодняк», прельщало «поиграть в войнушку».

В 15 лет он бросает учебу и уходит в армию – в пехотный полк принца Конде. Скандал в семье был грандиозный! Взбешенный папаша Франсуа-Антуан по началу пытался всячески вернуть сына на круги своей очень уважаемой во все времена и у всех народов профессии. Он даже ухитрился выкупить «блудного сына» у полкового командира за весьма немалую мзду! Но тут «нашла коса на камень»: вольнолюбивый Бон-Адриен через несколько месяцев снова красуется под армейскими знаменами – на этот раз Шампанского пехотного полка. Ему удалось оттрубить в армии почти четыре года, прежде чем глава семейства смог опять вернуть домой своего 19-летнего любителя армейской экзотики.