Поезд набирал скорость, оставляя позади заснеженные пейзажи, которые всё больше погружались в сумерки.

Купе освещал люминесцентный свет, позволяющий мне читать.

Настя пялилась в мою книгу. Нет, чуть ниже, под стол.

– Что Вы там потеряли? – я все же спросил её, изо всех сил стараясь сохранять нейтральную интонацию и отчужденность.

– Хочу понять, где ваша обувь…

– Ботинки вон там, – я показал на угол возле двери, – а тапочки… Вы сидите на них…

– Я? – она подыграла, забавно удивившись.

– Ну да, они в чемодане… В Вашем, наверное…

– А… Вот как… – она даже не сделала попытку встать.

– Вы не хотите переодеться? – спросил я.

– Чуть позже, – она небрежно поправила волосы совсем не уложенные, без всяких намёков на лаки и гели.

– Конечно, Вам идёт это платье, – я чувствовал её запах, эротизм, желание тела поддаться мне, уступить, утонуть, растаять…

Волны электричества между нами возрастали и уже вовсе не ускользали.

Сосед по купе держал наготове паспорт с билетом, купленным в кассе, зачем-то рассматривал его и, очевидно, удивлялся моей фривольности в выборе комплиментов даме. Он явно осознавал, что в мгновение потерял изначальную пальму первенства.

Зашла проводница, забрала его билет и озвучила информацию: у нас с Настей билеты электронные. Предложила чай, кофе…

Мы отказались, может, чуть позже. Сосед же решил перекусить, заказав стакан чёрного чая с лимоном.

К тому времени, как принесли чай в железном подстаканнике, Игорь достал бутерброды, завёрнутые явно наспех не женской рукой, два слегка примятых яйца в белой скорлупе. Предложил угощаться. Настя, поблагодарив, покачала головой.

– Не успел поужинать, – как бы оправдываясь, пояснил он. – Еду к маме на пару деньков.

Он смачно облизал замасленные пальцы и ещё раз поинтересовался:

– Может, присоединитесь?

– Нет, нет, спасибо, – Настя вышла в коридор, поправляя на себе узкое платье, которому хорошо подходило название «обёртка женщины».

Я умолял себя успокоиться и продолжил чтение. Но через пару минут решил взглянуть на объект своего вожделения.

Ее на месте не оказалось.

Сосед рассказывал о поездках в родительский дом, о жизни между Питером и Москвой, о невозможности выбрать один из двух городов, о своей маме, которая безгранично переживает неопределенность сына и…

Я плохо слышал его, читать тоже не мог, и поэтому решил последовать за Настей в длинный коридор поезда…

Мы встретились через два пролёта купе. Её глаза были масленные, словно через них сочилась смазка женщины, переполненной эротизмом.

– Пустых купе нет, – пояснила она с сожалением результат своего поиска.

– Ничего не поделать, – я старался казаться спокойным и, поправив ей волосы, прошёл в туалет. Хотя безумно хотелось прямо здесь расстегнуть пуговицы женского платья, начать тискать ей грудь…

Она поняла это, смущенно отстранилась, уступая мне дорогу в узком коридоре, где на нас пялилась молодая женщина. Под нагнетающее нашёптывание поезда «тюх-тюх, тюх-тюх…» мы разминулись, поскольку оба понимали: уборная поезда для нас не спасение.

Когда я вернулся, Игорь стоял у окна возле закрытой двери нашего купе.

– Женщина переодевается, – объяснил он мне, и я не посмел при нем раскрыть дверь.

– Что ж, имеет право…

Молча, так и не разговорившись, мы подождали несколько минут, пока в проёме двери не появилась Настя в облегающих брюках и тонком трикотажном пуловере.

– Спасибо, – она поблагодарила Игоря, и я не знал попросила она, чтоб тот вышел, или он предложил это сам.

Но я видел, я чувствовал, я подозревал – на её теле под лёгким костюмом нет нижнего белья. Мне хотелось немедленно сорвать с неё и брюки, и пуловер, но я чинно прошёл в купе.