Я посмотрел на нее. Да, есть способы проверить, включено ли то или иное лицо в список пассажиров.

«Такой рейс существует. В семь тридцать вечера. И я проверила – она в списке. Только она».

Тоже, значит, детектив. Сыщицкий огонь в глазах. Но он может купить себе билет в любое время. И если ты хочешь сбежать, скрыться, сделать ноги, ты можешь принять кое-какие конспиративные меры. Скажем, купить билет, которым не собираешься воспользоваться.

Все эти возможности она видела. И все равно чем-то таким светилась. Это происходило, происходило на самом деле. Освобождение? По крайней мере тот или иной вердикт. Вид способной, прилежной студентки в ожидании оценки за проделанную работу. На мгновение я почувствовал себя ее преподавателем.

Я вспомнил Элен в подростковые годы. Ее ненависть ко мне.

«А фотографии принесли?»

«Да».

Расстегнула сумочку. Домашнее задание, готовое к сдаче на проверку.

Вынула жесткий конверт, достала фотографии и положила на стол. Наклонилась над ними с таким же заботливым видом, как если бы показывала снимки своих детей.

«Для идентификации». Что она выбрала? Как мы выбираем? На одной карточке – Боб в вольготной позе. День явно нерабочий. Свободная рубашка с закатанными рукавами, в нагрудном кармане солнечные очки, на плечи накинут пуловер. Едва возникшая улыбка. Обаятельный мужчина лет сорока пяти. Как должен выглядеть гинеколог? Каковы характерные признаки? Он казался худощавым, ладным крикетистом: верный глаз, меткая бита. Лоб завешивает прядь темных волос. Можно вообразить, как он отводит их назад.

Что говорить в таких случаях? Какие-нибудь пустые слова? Одобрять их выбор мужа? Мне не надо было спрашивать: снимок был сделан позапрошлым летом – до появления Кристины.

Фотография Боба, которую дали потом в газетах, была, видимо, добыта по профессиональной линии. Предназначалась для какого-нибудь медицинского издания. Только лицо и плечи. Вид подтянутой, приятной надежности. Снято в фотоателье.

Кристина вышла хуже – снимок был даже чуть мутноват. (Не потому ли Сара его выбрала? Но много ли было, из чего выбирать?) Стройная девушка в джинсах, свитере и старой куртке – такое впечатление, что с чужого плеча. Кто ее раньше носил – Сара? Боб? Кристина была снята в саду дома номер четырнадцать за каким-то делом – может быть, сгребала листья. В руках черенок грабель или метлы. Вид при этом такой, словно фотоаппарат смутил ее, и она изобразила на лице нечто не вполне удавшееся, – выглядела бы лучше, если бы ее щелкнули исподтишка.

Та первая осень (догадался я, и был прав), когда ничего еще не началось.

Я снова увидел эти снимки, когда перебирал все, что не захотел сжигать. Ее карточка – большая тайна из двух. Неважная фотография или что-то смазанное в ней самой? Кто снимал и зачем? (Боб снимал. Куртка была его.) Могла бы сойти за итальянку – кому придет в голову Хорватия?

Ей можно было дать и восемнадцать, и двадцать пять. Она не похожа была на женщину, которую я увидел три недели спустя – мельком, конечно, и самое близкое с расстояния в несколько шагов. Сначала садящуюся в черный «сааб», потом выходящую из него.

Но это уже было после того, как она расцвела.

И в любом случае (поверьте детективу) люди не всегда выглядят так, как они выглядят.

Я рассмотрел фотографию и кивнул. Что я, опять же, мог сказать? Что она выглядит как бедствие, как разрушительница браков? Или как потерянная душа, которую всякий захотел бы взять под опеку?

Но я знал (я так думаю), что на уме у нас обоих. Вот они на моем столе – как отобранная пара. А мы с ней арбитры. Подходят они друг другу? Чета? Так ли предопределено?