Царь, заметивъ это, созвалъ своихъ министровъ:

– Вспомните, – сказалъ онъ, – что говорилъ старый риши, а также и то, что предсказали ранее снотолкователи: этотъ юноша, более дорогой для меня, чемъ кровь моего сердца, будетъ великимъ государемъ, онъ сокрушитъ всехъ враговъ, онъ будетъ царемъ надъ царями! Эти слова запечатлелись въ сердце моемъ! Или, можетъ быть, онъ изберетъ печалъный и смиренный путь самоотречения и благочестивыхъ страданий, станетъ стремиться къ неизвестному благу, потерявъ все, что стоитъ хранить. Къ этому пути обращаетъ онъ жадные взоры среди великолепий моихъ дворцовъ… Вы мудры, посоветуйте мне, какъ удержать его на той гордой стезе, по которой онъ долженъ идти, чтобы исполнить все предзнаменования, обещавшия ему власть надъ миромъ, если онъ не презритъ власть. Старейший изъ министровъ произнесъ:

– Великий государь! Любовь исцелитъ этотъ легкий недугъ. Надобно, чтобы чары женщины пленили сердце царевича. Благородный юноша еще не знаетъ, что такое красота, что такое глаза, заставляющие насъ забывать небо, что такое поцелуй благоуханныхъ устъ. Окружи его очарователъными женщинами, прелестными участницами игръ! Мысль, которую не сковать железными цепями, легко можно связать женскимъ волосомъ!

Все советники одобрили это мнение, но царь сказалъ:

– Мы можемъ отыскать для него женщинъ, но, ведь, любовь выбираетъ не чужими глазами. Мы окружимъ его цветникомъ красавицъ, чтобы онъ могъ сорвать любой цветокъ, а онъ улыбнется и отвернется отъ неизведаннаго имъ наслаждения.

Тогда проговорилъ другой:

– Колеблется стрелокъ, прежде чемъ спуститъ нацеленную стрелу. Царевича, какъ и менее высокихъ существъ, очаруетъ одна женщина, одно лицо блеснетъ ему райской красотой, одинъ образъ представится ему прелестнее утренней зари, пробуждающей миръ. Сделай, какъ я скажу тебе, государь! Устрой праздникъ, и пусть на немъ все молодыя девушки твоего царства состязаются въ красоте и телесныхъ упражненияхъ, обычныхъ въ земле Сакьевъ. Пусть царевичъ раздаетъ награды красавицамъ, и когда прелестныя победительницы будутъ проходить мимо него, мы заметимъ, которая изъ нихъ прогонитъ облако печали съ нежнаго чела его. Такимъ образомъ предметъ любви будетъ избранъ глазами любви, и мы заманимъ царевича въ сети счастья.

Советъ быль принятъ. Назначили день и разослали глашатаевъ сзывать всехъ молодыхъ, красивыхъ девушекь во дворецъ на состязание. Царевичъ долженъ былъ оделять ихъ дорогими подарками, но самый дорогой отдать победительнице. На этотъ призывъ девушки Капилавасту толпами направились къ воротамъ дворца. Все оне гладко причесали и перевязали свои черные волосы, подкрасили сурьмой ресницы, омылись свежей водой, облились благовониями. Все оне надели самыя нарядныя платья и шали, разрисовали пурпуромъ нежныя руки и ноги, и ярко подкрасили знаки, отмечавшие ихь лбы[4].

Чудное зрелище представляли эти молодыя индианки, проходившия мимо трона съ опущенными въ землю черными глазами. Когда оне увидели царевича, трепетавшия сердца ихъ забились благоговениемъ не къ его высокому сану, а къ тому безстрастному спокойствию, которое возвышало его надъ всеми ими. Оне принимали дары съ опущенными ресницами, не осмеливаясь поднять на него глазъ. Когда народъ приветствовалъ красавицу, более другихъ достойную царской улыбки, она, робкая какъ антилопа, едва касалась его милостивой руки и спешила скрыться въ толпе подругъ, страшась заслужить предпочтение того, кто казался слишкомъ божественнымъ и высокимъ, слишкомъ святымъ, слишкомъ возвышеннымъ надъ ея миромъ. Такъ проходили, одна за другой, вереницы прелестныхъ девушекъ, лучшихъ цветовъ города. Уже прошли последния, все подарки были розданы, когда позади всехъ явилась молодая Ясодхара. Придворные, стоявшие около Сиддартхи, заметили, что царевичъ вздрогнулъ при приближении лучезарной красавицы. Станъ богини, походка Парвати, глаза – что глаза лани въ весеннюю пору, лице, очарование котораго не изобразить словами – она одна посмотрела прямо въ глаза юноше, она стояла предъ нимъ, скрестивъ руки на груди, не склоняя гордой головы.