Потом Сэм всю ночь сидел в баре и наблюдал за симпатичной официанткой в джинсовой юбке. Она взглянула на него пару раз, но особой заинтересованности не выказывала – по крайней мере, пока не пришло время закрытия. Сэм проглотил уйму пива, но не опьянел, голова осталась такой же ясной, как и была. Официантку звали Джоди, и Сэм завел с ней разговор, пока она пересчитывала чаевые. Потом они выпили, а потом Сэм пригласил ее к себе.

Он был приятно изумлен. Обычно именно Дин таскал в номер девочек, а Сэм не проявлял особого энтузиазма. Но что-то изменилось. Сэм наслаждался, если подумать, лучшим сексом в своей жизни. И сам не понимал, как так вышло. Девушка была милая, но не из тех, ради которых машину останавливают, чтобы полюбоваться. У нее было хорошее тело, но не настолько, чтобы повторить ночь. Сэм не мог сообразить, что поменялось, пока не понял, что все дело в эмоциях: он ничего не чувствовал.

Он не чувствовал вины, когда соблазнил официантку и соврал, что получил в городе работу и потому хочет осесть с «приличной девушкой». Он не чувствовал вины, когда солгал, сказав, что да, он действительно думает, что она прекрасна. Он вообще ничего не чувствовал, кроме чистейшего физического удовольствия. Обычно, стоило ему заняться сексом, как он немедленно вспоминал Джессику и момент был напрочь испорчен. А теперь – ничего. Никакой вины. Сэм ощущал такую свободу, какой не чувствовал, должно быть, за всю жизнь. Однако внимания требовали более неотложные дела. Сэм был уверен, что в городе обосновался вервольф. Вопрос только где?

На следующее утро он решил навестить печально известного шерифа Литтлфута и на этот раз представился агентом ФБР, чтобы превосходить шерифа по рангу. Сэм вошел в скудно освещенный кабинет, из-за опущенных металлических жалюзи было сложно что-либо разглядеть. Шериф оказался высоким коренным американцем, красивым, но с уже заметным брюшком.

– Не возражаете, если я подниму… – Сэм двинулся к окну.

– Извините, но возражаю. У меня астигматизм[23], и доктор сказал, что лучше держать свет приглушенным.

– Никогда подобного не слышал, – проронил Сэм после того, как устроился поудобнее и заставил шерифа как следует понервничать.

Затем последовала обычная череда нервных вопросов-ответов, какая всегда находится у полицейского маленького городка, когда его дела чем-то интересуют федералов. «Вы насчет чего?», «В фермерских хозяйствах постоянно такое случается, это все дикие животные виноваты», «Я миллион раз с подобным сталкивался: богатое воображение, только и всего». Сэм слушал, потом попросил разрешения просмотреть архивы и завезти их попозже шерифу домой.

Литтлфут заартачился:

– Скорее всего, мы будем ужинать с семьей…

Но Сэм убедил его, что не помешает, что просто хочет вернуть документы как можно быстрее.

Потом он наблюдал за домом шерифа до самого вечера. Район был приятный: на улице играли дети, мамы катали коляски. Сэм отмечал все это, а сам внимательно следил за домом, однако небольшое, обшитое вагонкой здание оставалось совершенно безжизненным, шторы на окнах были плотно задернуты. И только часов в семь, когда солнце зашло, а окружающие город прерии подернулись серебристой росой, в окнах вспыхнул свет и маленький сын шерифа в первый раз за весь день вышел погулять. Вскоре вернулся с работы шериф (Сэм сполз ниже на сиденье), и они вместе с сыном исчезли в доме. Сэм взял ружье и, убедившись, что оно заряжено серебряной пулей, направился к зданию. Вдруг оттуда послышался жуткий лай. Сэм попытался заглянуть в окно, но шторы по-прежнему были задернуты. Зайдя за дом, он распахнул небольшое окно ванной комнаты. Сквозь приоткрытую дверь виднелся коридор, а за ним гостиная с маленьким телевизором и потертыми креслами. Сэм тихо протиснулся в окно, прокрался по комнате и увидел еще одну комнату, поменьше, а за ней кухню. Лай стих, и Сэму померещился влажный звук рвущегося под зубами сырого мяса. Прижавшись к стене, он пробирался по коридору, пока не оказался под дверью кухни, и приготовился действовать быстро.