Завтра он уедет из дома. Почему-то вдруг показалось – навсегда. И сердце у него при этом не защемило.
Нина давно не говорила ему о любви. Когда он слышал от нее ласковые слова в последний раз? До свадьбы? А сам-то верил в то, что обещал ей?
До свадьбы мужчины рассказывают сказки, а после свадьбы – жены.
Глава 8
Ему дали день на сборы, при этом сказав, что личные вещи с собой брать не нужно. Неужели придется одеваться в обноски олигарха? Хотя за миллион евро в год можно и походить в, так сказать, секонд-хенде от Армани и ему подобных. Но день – это слишком много, когда спешишь в новую жизнь, и слишком мало, чтобы проститься с самим собой…
Дальский вдавил кнопку звонка. За дверью – тишина. Потом хриплый голос спросил:
– Кто там?
Алексей для верности еще раз нажал на кнопку звонка и крикнул:
– Откройте – полиция!
Карнович приоткрыл створку и выглянул в щель.
– Чего пугаешь? Я же в глазок вижу, что это ты.
– А если видишь, зачем спрашиваешь? – хмыкнул Алексей и начал протискиваться в квартиру.
Но хозяин стоял на пороге, как скала. На Вадиме были широкие голубые джинсы на подтяжках. Черные подтяжки нелепо смотрелись на незагорелом белом торсе режиссера.
– Ты зачем на доске объявлений про меня гадость написал?
Карнович изобразил удивленное лицо.
– Я-а? Какую гадость?
– Разве не ты про какие-то сто рублей долга напоминал?
– Честное благородное слово, нет! – Вадим прижал руку к сердцу. – Мы же друзья, какие между нами могут быть сто рублей. Хотя, если все мои благодеяния вспомнить, ты мне не стоху должен, а все пятьсот.
Алексей достал из кармана брюк купюру в пятьсот евро и протянул другу:
– На, держи!
Потом из карманов куртки вынул две бутылки пива.
– А это проценты.
Ошеломленный Карнович слегка отступил.
– Откуда деньги, Леша? Ты что, свою Нинку зарезал?
Дальскому удалось все же протиснуться в квартиру. Он успел заметить, как за приотворенной дверью в спальню промелькнуло голое женское тело.
– Ты не один?
Карнович помялся и признался:
– У меня абитуриентка. Она в «Щепку» поступала, но срезалась на творческом конкурсе. Попросила меня позаниматься с ней актерским мастерством.
– Вадик, – шепнул другу Алексей, – тебе же пятьдесят лет! Мало, что ли, глупостей в жизни наделал?
– Честное благородное слово, между нами ничего нет! Только мастер-класс! Сегодня мы будем заниматься сценическим движением.
– Научишь ее передвигаться до магазина и обратно? – снова шепнул Дальский.
Режиссер ответил молча – прикрыв глаза и медленно склонив голову на грудь.
Они прошли на кухню, и Алексей сообщил, что получил предложение поучаствовать в антрепризе по городам Сибири, а потому он хочет написать заявление на предоставление ему творческого отпуска сроком на один год без сохранения жалованья.
– И сколько тебе пообещали за чес? – напрягся Карнович.
– Три тысячи долларов в месяц.
– О-о-о… – простонал Вадим. – А мне до конца дней придется гнить в нашем болоте… Кто там еще будет?
– Молодежь какая-то, я и не знаю их вовсе.
– Лешенька, друг ты мой единственный, замолви словечко! У меня ведь актерское образование, ты же знаешь! Я в Малом театре роль Гриши Незнамова играл с этой самой… ну, как ее… в роли моей матери Кручининой… Фамилия у нее еще такая стервозная! Народная артистка… Ну, ты понял, о ком я говорю.
Карнович выпрямился, оттянул подтяжки и шлепнул себя ими по голому животу.
– Леша, ты просто обязан составить мне протекцию! Иначе…
Вадим резко махнул рукой так, словно ребром ладони отрубал голову стоящему перед ними карлику.
– Иначе ты мне не друг!
– Да я сам с трудом устроился, – попытался объяснить Алексей.