Свою родную семью Вито уже помнила плохо. Лица родителей, старшего брата Мстислава, бабки, сестер, невестки и прочих домочадцев застыли в памяти; она видела их ясно и четко, но эти лица сильно отдалились, и она понимала, что сейчас, больше трех лет спустя, они уже другие. Она помнила лица из своего детства, но в нынешней жизни у нее был только Свен, его братья и родители. Вито понимала, как ей повезло, что они добрые люди и не обижают ее; только Годреда она побаивалась за его угрюмый вид и язвительные речи, но ему, конечно, и в голову не могло прийти взабыль враждовать с юной супругой родного брата. Раньше он, бывало, поддразнивал Свена, советуя ему поиграть с женой «в криночки», будто ей два года от роду; но после похода, когда она стала ростом со свекровь, шутить стало не над чем, а мысли самого Годо сосредоточились на Ульвхильд. Невестку он теперь мало замечал, и ей так было спокойнее.

Если бы у нее поскорее родился ребенок! В любом доме невестке нет настоящего уважения, пока нет детей. Но когда дитя наконец появится, когда она сделает то, чего от нее ждут, ради чего Свен вез ее с Велетского моря, тогда она сможет с гордостью смотреть в глаза даже Годо.

Вито уже привычно прислушалась к себе – нет ли чего необычного? Первые признаки того, что жена «понесла», были ей известны, но ничего похожего она не ощущала. По-настоящему она замужем около месяца, и уже пора бы этому случиться! Иным удается понести с первой ночи, и Вито, в обычное время обнаружив темное пятно на подоле сорочки, расстроилась до слез. А теперь еще Свен уезжает, его не будет дома до самого лета, и если на новой луне она опять запачкает сорочку, значит, еще месяца три будут потеряны напрасно! Вито испустила долгий горестный вздох – возможность исполнить главную обязанность знатной жены отодвигалась куда-то за небокрай, к острову Буяну… И ведь она уже не маленькая, в ее годы у иной есть готовое дитя. Ростом она даже Ульвхильд догнала, в ткачестве искусна и прилежна!

Видя, что молодая госпожа погрузилась в свои мысли, женщины опять принялись потихоньку болтать за работой.

– Это истинно так, – отвечала кому-то Благина, жена Альмундова тиуна Будяты. – Матушка моя – ей тогда уж шестой десяток был – однажды поутру проснулась и говорит: «Будет у нас в дому беда». Ее спрашивают: отчего? Она говорит: «Видела я во сне яблоню, такая красивая, цветущая вся, а корень черный, будто обгоревший». И правда: на третий день после того, сестрич мой пошел с отцом в ночь сети ставить, долбушка на корягу наскочила, перевернулась, он и утонул. А отрок был еще молодой, не женился даже. Старые люди ведают: коли видишь дерево во сне – то твой род. Какие у него ветки, листья, цветы, яблоки – то родичи твои. Видишь – одни ветки в цвету, на других яблоки, третьи вовсе увядшие – вот и думай, кто это из родни твоей. Может, кто в дому хворает, а ты видишь – ветка сухая. Будет она сохнуть или листья набирать – стало быть, или на поправку пойдет человек, или за Сварожичем потянется[5]…

– Верно ты, Благуша, говоришь! – закивала старушка соседка, Пожитова жена. Муж ее всякую зиму ездил с обозом полюдья торговать то с мерен, то с чудью на север, и она привыкла проводить вечера у Альмундовой хозяйки. – Я еще в девках видела во сне: стоит яблоня такая хорошая, пышная, а на самой верхушке два яблока – с два кулака! И вот гляжу: падает одно. Затем гляжу – и второе падает! И еще та зима не прошла, как стрый мой, Путила, помер! А еще через месяц – и жена его! Вот и сбылся сон мой.

– Почему же яблоня в цвету стояла, а родичи твои померли? – спросила другая соседка.