– Такие речи переветчику к лицу! – бросил ему сердитый Хастен.

– А я никого не боюсь! Стар я – бояться.

– Ты, что ли, Волкиня, берешься все то войско одолеть? – Ярдар вышел из терпения. – Сильнее Аарон-бека быть? Или в бойщики к Амунду пойдешь? Поля будешь у него просить?

– Да на такую рать что одному идти, что полусотней, невелика разница! – хмыкнул Завед.

Но идти на бой с Амундом Хастен не жаждал – он видел плеснецкого князя и знал, что тот мало уступает волотам из преданий, которые за десять верст перекидывали друг другу топор.

Еще немного оружники и воеводы поспорили, но все же сошлись, что если нет сил достойно сражаться, то и нет измены в попытке сражения избежать.

– Хлебом-солью нам его встречать незачем, но и на драку нарываться глупо! – твердил Ярдар, видя, что одолевает.

Если сам хакан со всеми его силами и буртасы с их конницей не сумели преградить путь войску западных русов, то едва ли они ждут этого от маленького Тархан-городца. Скорее Азар-тархан будет рад, если они сохранят городец и волость от разорения, совершить которое Амунду будет совсем не трудно.

Однако звать его к себе на пир, как было задумало, сочли неосторожным: незачем давать хазарам повода заподозрить тархановцев в измене, в этом многие признавали правоту Хастена. Порешили, что Ярдар, Завед и Ольрад снова поедут к Амунду, разузнают у него как можно больше о том, что случилось на Итиле и переволоке – главное, из-за чего вышла рать, – и постараются добиться мира для Веденецкой волости.

Вернулся Ярдар со спутниками, еще сильнее убежденный, что искать ссоры с пришлыми русами совсем ни к чему. Убедил его даже не разговор с Амундом, а вид доспехов поединщика-буртаса, которые им показали в княжеской веже. Доспехи эти были столь огромны, что тархановцы, впервые их увидев, не удержались от возгласов. Панцирь из толстой грубой кожи с железными пластинками, наруч для правой руки, поножи, булава с бронзовым навершием – все это было сделано для человека намного больше обычной величины, для истинного волота. Однако хозяин всего этого был побежден и убит – о чем свидетельствовало то, что его доспех стал добычей Амунда, – а плеснецкий князь не получил ни одной раны. И, как тайком прикинул на глаз Ольрад, привыкший, как кузнец, оценивать такие вещи, тот неведомый буртасский паттар несколько уступал Амунду ростом.

В Тархан-городце не было никого, кто мог бы хоть отдаленно равняться с Амундом плеснецким родом и положением, мысль о такой стычке казалась нелепой. Он был князем, и никогда еще превосходство высокого рода не выражалось так ясно в телесном превосходстве; сам исполинский рост его выдавал признанного собеседника богов. Где сходятся в поединке волоты, простым людям лучше держаться в стороне.

– Что же за причина… толкнула вас… хакан-бека… на такое… недоброе дело? – в колебаниях между любопытством и осторожностью допытывался Ярдар.

Важнее всего было выяснить, касается ли причина вражды их здесь, в Тархан-городце.

– Его гриди-бохмиты желали отомстить нам за тех бохмитов, которые живут на Хазарском море, – пояснил Амунд, все так же полулежа на ковре в дальней части шатра. Гости сидели перед ним на другом ковре, а телохранители устроились по сторонам от господина, держа мечи на коленях и топоры под рукой. – Так нам рассказали пленные. Но мы не очень им поверили. Если бы они заботились о своих единоверцах, то им стоило бы напасть на нас, еще пока мы шли на полудень, к морю, три лета назад. Нападать, когда уже дело сделано, стоило только ради нашей добычи. Они ведь выждали, пока мы отдадим Аарону половину всего, как было уговорено. Убедились, что у нас есть добыча и она хороша. И тогда уж пришли, желая получить против всяких уговоров и вторую половину. Но им не так повезло, как они думали. Многие из них расстались там с жизнью и сами стали нашей добычей.