Диктор встревожено бубнил на фоне кадров развороченных внутренностей лаборатории, обгоревших стен, кусков искореженной мебели и оборудования, не отличимых теперь от обычного строительного мусора. Камера наезжала то на останки стола, то на развороченные взрывами верхушки газовых баллонов, то на пятна реактивов, расплескавшихся по вспученным от огня пластиковым панелям. Озвученная версия несчастного случая – взрыв баллонов с кислородом, – заставила Николаса раздраженно дернуть головой в стремлении уверить диктора в полном её неприятии. Последний час он торопливо просматривал новостные блоги и непрерывно переключался с одного телевизионного канала на другой. Подсознательно он надеялся услышать подтверждение официальной версии, хотя понимал, что подобного подтверждения быть не может. Несколько обстоятельств катастрофы никак не вписывались в версию несчастного случая, призванную успокоить город. Людям, хоть немного знакомым с Тропардом, трудно было поверить в ЧП по вине злостного нарушения им правил техники безопасности. В этот момент лихорадочных размышлений Николас задался вопросом, а много ли вообще людей знало о его недавних работах, особенно о его ПОСЛЕДНЕЙ работе. Доктор сказал в конце их встречи, что Николас единственный, не считая самого Тропарда, кто знает о белка́х-убийцах интеллекта. Но… стоп! Единственный ли теперь?

Сообщение Мэй о взрыве в лаборатории повергло его в шок, который, странным образом, послужил неким триггером, запустившим цепочку воспоминаний о событиях вчерашнего вечера. Конечно же он сцепился с Воном после рассказа о выводах, к которым пришел Тропард. А, собственно, почему бы и нет, доктор же не брал с него обязательств по неразглашению, напротив, он просил Николаса самого решить, как распорядиться полученной информацией. В этом месте воспоминаний Николас недовольно поморщился, ощутив некоторый внутренний дискомфорт. Сайм, передавая ему эксклюзивные права на распространение информации, имел в виду, все-таки, не возможность поделиться ею в узком кругу знакомых, вызвав у них ужас и восхищение рассказчиком. Конечно же, доктор надеялся на тщательный анализ возможных последствий её распространения и хирургически точную её подачу с выверенными комментариями и оценками. Да, легкомысленно как-то получилось – Николас выглядел просто мальчишкой, которому не терпелось похвастаться перед друзьями неожиданно свалившимся на него сокровищем… Хотя, надо признать, что к своим почти сорока, он, в сущности, так и остался мальчишкой с горящими глазами, рыскающим по окраинам и заброшенным фабрикам в поисках невероятных тайн и сокровищ. Мэй иногда подтрунивала над ним, заметив в нем эту мальчишескую наивность еще на заре их отношений. М-да… Сначала подтрунивала, а с годами стала зло высмеивать, уверяя его, что он никогда уже не повзрослеет.

Однако, вернуть ничего уже нельзя, что сделано – то сделано! Что же, похвастался, но внезапная гибель автора открытия, некоторым образом, как бы даже и реабилитировала его. Интуитивно он понимал, что чем более широкий круг людей узна́ет теперь о существовании белков-убийц, тем скорее можно будет что-то предпринять. Предпринять и предугадать, так, кажется, выразился доктор? Интересно, что он имел в виду…

///

Итак, публике, уже изрядно принявшей смесь горячительных, был преподнесен рассказ о белка́х-убийцах интеллекта во всех подробностях, которыми Николас его снабдил, поднаторев в онлайн вирусологии. Конечно же, он рассчитывал произвести впечатление прежде всего на Вона, когда пришло бы время триумфального изложения версии о возможных создателях вируса.