— Давай, помогу.

— Да ты уже помог, — дергает рамку на себя, но я не отдаю. — Не отмоешься теперь.

— И что это значит? — дергаю сильнее, и Ася вскрикивает. На пальце кровь. Она машинально обтирает об свое белое платье. Дурында. — Ну, и отлично, теперь его придется выкинуть. Мне оно, кстати, не нравится.

— А мне нравится.

— Не твой стиль.

— А какой мой, а? Простыня и твоя сперма коркой? — трясет пальцем, но я хватаю руку и палец в рот беру, ощущая соленый вкус крови. Знакомой дико.

— Тоже мне, Эдвард Каллен, отдай, — отпускаю, рву ее платье и обворачиваю палец. — Поехали, я уже не могу тут находиться.

— А куда, хочу спросить?

— А куда вы там с Ремезовым планировали?

— Мы планировали сесть в самолет, а ты, мало того, что опять лишил меня мечты, так еще и опозорил меня.

— Я тебя не насиловал.

— Ты мог хотя бы закрыть дверь. Это не смешно, — кричит она, когда ржу, запрокинув голову. — Уезжай, я тут останусь.

— Ну, уж нет. Сегодня ты едешь со мной.

— Если ты рассчитываешь на брачную ночь, то спрячь своего питона. Брак у нас фиктивный.

— Да я понял, понял, но уедем мы, все равно, вместе, как положено молодоженам. Или мне как гостям объяснить? За шампанским поехал?

Она кусает губу в задумчивости.

— Ладно, жди тут, возьму сумку.

Сесть в самолет. Лишил мечты. Неужели Ремезов за пять лет так и не свозил ее на море? Вот же жмот. А отец? Не отпускал свою жертву заграницу? Да даже в Сочи уже можно было смотаться.

Двигаюсь к выходу, когда замечаю мать Аси. Она выглядит лучше, чем пять лет назад. Прическа другая, макияж, одежда. Если присмотреться, то можно примерно понять, как будет смотреться Ася лет через двадцать.

— Галина Михайловна, Ася говорила что-то… О том?

— Ни разу, — вздыхает женщина, смотря на то, как ее муж общается с гостями. — Я много раз хотела с ней поговорить, но она все отмахивалась, говорила, что забыла. А сегодня я поняла, что… Да и ты…

— И я.

— Ася всегда была самой сильной. Она, знаешь, родилась с гипоксией, думали, не выживет, а нет, выкарабкалась, всегда за жизнь цеплялась. Не обижай ее.

— Мне кажется, она и не даст себя обидеть.

— Это да. Но последний год она готовила диплом. Что-то связанное с жертвами насилия. Свадьба отвлекла ее, конечно, но думаю, теперь она вернется к своим поискам.

— Поискам? Чего?

— Его. Она со мной не говорила на эту тему, но я слышала кое-что…

— Мам, тебя там Ириша зовет, — самое главное мать Аси, конечно, не успевает сказать. Не могла чуть позже подойти? Сама ведь хрен расскажет! — Мы поедем.

— Позвони завтра.

Они обнимаются, что-то шепчут друг другу. Ася на меня даже не смотрит, грубо берет под руку и лепит на лицо кривую улыбку. Мне после двукратного избиения улыбаться все еще больно. Челюсть горит, а на пальцах еще виднеются ссадины.

Отец Аси машет нам, но при гостях подойти не решается. Боится конфликта. Подвожу Асю к машине и помогаю усесться на переднее сидение.

Бросаю последний взгляд на отца Аси, для которого, очевидно, гораздо важнее внешние приличия, чем безопасность дочери. И ни хрена ничего не изменилось.

— Демьян! — вдруг окликает он меня, стою, смотрю, как он оставляет гостей и направляется ко мне.

— Да?

Он вдруг крепко обнимает меня, сдавливая грудную клетку, а потом резко и сильно бьет кулаком в солнечное сплетение. Неожиданно. Больно.

— Обидишь мою дочь и пожалеешь.

— Как мы выяснили, убивать вам нельзя, а что еще вы мне можете сделать?

— Как мы уже знаем, в наших лесах легко потеряться, — он похлопывает меня по спине и уходит к открытому окну машины, пока я восстанавливаю нормальный ритм сердца. — Может, лучше дома останешься?