Хирург, наконец, вспомнил, кто он такой и что здесь делает. Он судорожно выпустил воздух и со всей эстонской обстоятельностью принялся приводить в порядок свои дыхательные пути. Петро молча ждал. Он радовался тому обстоятельству, что в кабинете кроме него и врача больше никого не было. Но где-то в глубине сознания маячила мысль о бане, которую придется посещать вместе с другими курсантами, так как вряд ли жилые помещения в лагере были оборудованы отдельными душевыми кабинками…

Доктор окончательно пришел в себя и сказал:

– Одевайтесь.

Петро оделся.

– Сидеть не мешает? – с мерзкой обстоятельностью поинтересовался хирург.

– Уже нет, – буднично произнес Москалюк.

– Это у вас в Украине такая мода сейчас? – спросил врач.

– Нет. Это происки москалей, – правдиво ответил Петро и коротко рассказал о своем отдыхе в Турции.

Прослушав повествование Москалюка, хирург, деликатно улыбнувшись, заметил:

– Ну, в целом на состояние здоровья ваш задний фактор никак не влияет. Но это только пока…

– Что вы хотите этим сказать? – не понял Петро.

– Вы догадываетесь, для чего вас будут готовить?

– Да.

Хирург с милой улыбочкой продолжил:

– В Украине вам ничего не угрожает. Увидев татуировку, соотечественники зацелуют ваш зад, обливаясь радостными слезами. А соотечественницы – вообще залижут… Но вас готовят здесь для организации силового захвата власти. А любой государственный переворот в Украине обязательно поднимет на дыбы Россию. Всем будет весело. Я бы не советовал вам попадать к русским в плен. Для них американский флаг – место, в которое обязательно надо что-либо воткнуть. Начиная с детородного органа и заканчивая дулом пушки. И хорошо, если дуло будет от танковой пушки, а не от гаубицы…

– Почему? – тупо поинтересовался Петро.

– Потому что в отличие от современного, гладкого на выходе танкового орудия гаубица имеет дульный тормоз.

Перед глазами Москалюка возникла гаубица Д-30 с массивным железным набалдашником на конце ствола, и его передернуло. Он посмотрел в невозмутимое лицо хирурга и увидел у того в глазах веселые искорки, пляшущие в каком-то неуловимом обидном танце.

– Я могу идти? – сухо спросил Петро.

– Да, – ответил врач и опустил глаза вниз.

Как только Москалюк закрыл за собой дверь, в оставленном им помещении раздался взрыв хохота. Петро, шагая по коридору, долго слышал звуки смеха, долетавшие из кабинета хирурга. Он думал о том, что эстонцы на самом деле совсем не флегматики. Но этот факт был нейтральным и никакого отношения к дальнейшей судьбе Петро не имел…

Эйфория Евромайдана, захватившая Петро, была ни с чем не сравнима. Она ассоциировалась с чувством полной свободы, ворвавшейся в то место человеческой сущности, которое называется душой. Теперь стало модно орать какие угодно лозунги, костерить русских (которые совсем недавно были братьями), евреев, поляков, вообще всех, кого надо и не надо, в том числе и эстонцев. И совсем не стоило ради свободы колоться, курить и нюхать наркоту, что делало большинство соратников Москалюка. Ему и без этих вечных атрибутов любой революции было хорошо.

Дни, проводимые на Евромайдане, совершенно не походили на будни ассенизатора, обслуживающего скучный немецкий городок. И Петро был рад каждому следующему утру, сулившему массу новых впечатлений. Пока не начали стрелять…

Пуля, выпущенная неизвестным снайпером, пробила навылет голову одного из товарищей Москалюка и, чиркнув о бетонный столб, срикошетила прямо в левую половину американского флага, распластавшегося на заднице Петро. Соратник погиб – героям слава! Да и зад не сильно пострадал. Пуля, потеряв из-за двух предыдущих препятствий убойную силу, застряла в мягких тканях ягодицы. Но Петро беспокоило то, что пока он валяется на койке в одной из киевских больниц, революция происходит без его участия!