Он не был здоров. Однако сейчас ему было гораздо лучше, чем тогда, когда он жил с Клэр.

– Я в восторге от этих мест. Или все это сделал сын? – Клэр направилась к ресторану.

Они уселись под навесом, откуда было хорошо видно прекрасное здание из дерева и стекла, напоминающее пиратский корабль. Это был архитектурный шедевр, фотографии которого, несомненно, долго будут украшать страницы журналов.

– Парень прекрасно выполнил свою работу. Я им горжусь.

Официант принес тарелку с пастой и поставил ее перед Клэр.

– Я заранее заказала себе завтрак. Не была уверена, что ты появишься, – сказала она.

– Я здесь, Клэр. Это мой дом.

Официант нервничал, стоя перед ним.

– Простите, что прерываю вас. Вы желаете что-нибудь, мистер Харпер?

– Стакан воды, пожалуй. Спасибо.

– Стакан воды? Ты не закажешь себе виски или стейк? – Подцепив вилкой спагетти, она направила ее себе в рот. Вдруг лицо ее исказилось. Лоб хотел наморщиться, но не смог. – Соус ужасный.

– Не может быть. Наш шеф-повар – самый лучший повар на побережье.

Клэр осторожно лизнула соус.

– Он испорчен! – воскликнула она, вытирая салфеткой рот.

Удовлетворенная улыбка появилась на губах Харпера, потому что он знал, что сделала Мишель. Боже, как он любил свою невестку!

– Я не буду это есть. – Женщина отодвинула тарелку.

Взяв бокал с вином, она сделала глоток – и обнаружила какую-то ниточку на дне. На лице ее отразился такой ужас, что Досточтимый, откинув голову, рассмеялся.

Возмутившись, Клэр встала.

– Это не смешно. Ты разве не видишь, что в моем бокале? Санитарная инспекция должна закрыть ресторан Джеффа. Я хочу поговорить с шеф-поваром.

– Сядь! – приказал Харпер, вытирая глаза, на которых от смеха выступили слезы. – Шеф-повар – жена Джеффа.

Клэр медленно опустилась на стул.

– Моя невестка? Почему?

Досточтимый пожал плечами:

– Она узнала историю о том, как ты заперла Джеффа в чулане, и решила тебя наказать.

– Она хотела меня отравить? Это была не моя вина. Из чулана его должны были выпустить слуги.

– Чепуха. Это была твоя вина и моя. Я был так погружен в свой маленький ад, что не видел, что творится в твоем. Наши дети заслуживали лучших родителей, Клэр. А я был недостоин тебя. Мне очень жаль.

Она откинула голову.

– Никогда не слышала, чтобы ты извинялся. Или смеялся так, как сейчас. Ты изменился.

– Я работал над этим.

– Вижу. – Ее взгляд скользнул по его загорелым мускулистым рукам. – Ты хорошо выглядишь. Сильный, богатый, сексуальный.

– Ты больше не знаешь меня.

– Что ты имеешь в виду? Я вышла за тебя замуж и родила тебе троих детей. Я тебя знаю.

– Я не тот человек, за которого ты вышла замуж. Ты обрекла его на смерть десять лет назад. И уже не тот озлобленный и жалкий болван. Я… очнулся.

– Очнулся? Что ты имеешь в виду?

Как он мог ей это объяснить? Он страдал от депрессии почти всю свою жизнь. Глубоко в душе он чувствовал, что нуждается в помощи, но родители сказали ему, что у Харперов не должно быть таких проблем. Клэр, возможно, знала о его болезни, но притворно считала, что отчаяние, овладевавшее им, – иногда такое невыносимое, что он надолго запирался в темной комнате, – это его нормальное поведение.

Она смирилась с тем, как он общался с людьми. Он был ослом – и не потому, что хотел им быть, а потому, что не знал, как разговаривать и взаимодействовать, когда он так страдал. Черт возьми, ведь управлять многомиллиардной компанией было гораздо легче, чем общаться на глубоком уровне с людьми, которых он любил.

Он подавил в себе все свои чувства, чтобы выжить. Наружу вырывался только гнев. Мэтт был единственным, кто мог противостоять ему, защищая других членов семьи от взрывов ярости Досточтимого. Сын его не должен был так жить. И другие тоже.