Под их приветствия процессия сошла на площадь. Палатины стали бросать в толпу пригоршни серебряных монет. Традиция требовала, чтобы они опустошили денежные мешочки. Наиболее смекалистые жители столицы хорошо знали это и толпились там, где легче всего было собрать хороший урожай монет. Люди бросились подбирать монеты – давление на гвардейцев убавилось. Минутным замешательством воспользовались и палатины, которые сумели вывести из конюшен на площадь лошадей. Всадники заняли свои места, и кавалькада направилась в сторону ипподрома.

Один из палатинов вложил Роману в руки маленький, но тяжелый мешочек, золотые монеты из которого следовало бросать в толпу. Такой же кошель вложил в руки Феофано другой палатин. Бросали монеты в толпу и слуги, расставленные вдоль всего пути, но в их мешочках было серебро, а не золото.

Тротуары Срединной улицы Константинополя были забиты народом. Кавалькада двигалась медленно. Вокруг выкрикивали приветствия и поздравления. Столичные жители, непостоянные и капризные, аплодировали любому зрелищу. Свадьба цезаря была грандиозным спектаклем, на котором к тому же зрители могли получить золотую или серебряную монету.

– Радуйтесь! Радуйтесь! Радуйтесь! – Выкрикивали глашатаи.

Неспешным шагом процессия миновала трехэтажное здание из красного гранита, в котором размещались правительственные учреждения. Сопровождающие Романа военные дружно отвернулись в другую сторону. Даже от здания, где обитали чиновники, веяло скукой.

– Радуйтесь!

Когда процессия свернула со Срединной улицы, толпа стала редеть. С каждым шагом вырастали на фоне неба стены амфитеатра Ипподрома, и вскоре кавалькада через триумфальные ворота въехала внутрь. Ипподром, который кишел зрителями, взорвался аплодисментами и приветственным гулом. Музыканты с кимвалами добавили ритм в общий шум.

Кавалькада торжественным шагом подъехала к мраморному царскому балкону на Ипподроме, соединенному крытым переходом с Большим царским дворцом.

Феофано и ее подруги спешились, а Роман и остальные сопровождающие остались верхом. Здесь молодым супругам предстояло ненадолго расстаться. По византийскому обычаю, сохранившемуся со времен легендарных ариев, Феофано должна была принимать поздравления от представителей своего народа и зарубежных гостей в доме родителей мужа. А Роман, по обычаю, на день отправлялся в дом невесты, чтобы выразить свою благодарность ее родителям. И только к ночи супруги должны были воссоединиться на брачном ложе.

Две соперничающие партии, бюрократов и военных, разместили собственные органы по обе стороны ложа. Возле органов собрались полухория канторов. Органы заиграли. Гул толпы сошел на нет.

Оба полухория возгласили:

– Прекрасен приход твой, раба благочестия.

Народ на трибунах трижды повторил: «Прекрасен приход твой!».

– Прекрасен приход твой, предвестница милосердия! – Снова возвестили два полухория. Народ на трибунах снова трижды вторил: «Прекрасен приход твой!».

– Ступайте торжественно и мягко,– наставлял палатин, ведущий Феофано и ее подруг.

Под аккомпанемент органов канторы запели:

«Собрала я цветы в поле и поспешила в свадебный чертог.

Видела я солнце на золотом брачном ложе;

Все благословляет желанный союз.

Пусть радость будет союзником их ослепительной красоты,

Пусть они видят розы и красоту, подобную розам.

Пусть радость сияет над золотой четой!»

Под их пение Феофано и ее подруги вошли в царскую ложу. Как только они повернулись в сторону ипподрома, пение и музыка смолкли.

Музыканты с кимвалами забарабанили торжественный марш. Роман отсалютовал Феофано, и его кавалькада, под приветственные крики трибун покинула ипподром. Они направились к магистру Никифору, который на правах брата предоставил свой дворец, символизирующий дом невесты. Там на женской половине во главе пиршественного стола восседала Цира Каратер – мать Анастасии, а на мужской – ее названный брат Никифор Фока.