– Что это за крест?

– Ты не знаешь? Древний знак мужчины.

– Как это?

– Знак начала жизни.

– А я подумал, ты православная.

– Хх-о! Если хочешь, моя вера возникла много раньше христианства. Она вообще самая древняя на земле – внутри всех религий.

– Это что за вера такая?

– Та, которую первой узнала Ева и потому стала женщиной, а Адама сделала мужчиной. И они родили всё человечество. Неплохо?

– А сами умерли и вслед за ними все стали умирать. Так что ли? Если по Библии…

– Да, но зато люди научились любить всем существом, а не как дети. Хочешь, я тебе его подарю?

Сва заколебался и покраснел:

– Нет, лучше сама носи.

– Ну да, тебе это не нужно. О-о, как бы я хотела стать мужчиной!

– Зачем?

– Чтобы оплодотворять женщин, доводить их до экстаза.

– И всё?

– А разве этого мало? Иначе жизнь замрёт, как в монастыре.

– Боюсь, ты бы всех женщин распугала. Они выживают лишь там, где есть нежность – как рыбы в воде.

– Ничего ты не понимаешь. Нежность – это слабость. Ненавижу слабых! Женская душа безмерно одинока. А каждый мужчина, нет, каждый оргазм – это открытие самой себя. И наоборот, понимаешь? Ко мне устремились бы все истинные женщины, страстные, бесстрашные. Весь ужас в том, что таких мужчин почти нет.

– А те, что есть, тебя не устраивают?

– За редким исключением, – усмехнулась она и глянула на Сва, – особенно, когда этого не знают.

– Ты что хочешь сказать? – замялся он.

– Сразу видно, что ты русский.

– Не понимаю, какая связь?

– Ты ищешь любви, которой нет. Но есть гораздо большее – молитва плоти и души. Каждое соединение с другим, с другой – это мольба. Тебе не понять, а я кровью это чувствую.

– А ты разве не русская?

– Неужели не догадался, кто я?

– Нет, даже не думал, – усмехнулся: – Кто?

Она сверкнула взглядом:

– По матери я еврейка.

– Теперь вижу. У тебя глаза какие-то особенные, красивые – на грани безумия.

– Я знаю.

Сва глянул пристальнее:

– Скажи, а к кому эта молитва? К Богу что ли? Или друг ко другу?

– Неужели не понимаешь? Кто нас такими создал? Того и надо просить.

– Допустим… А о чём просить?

– О том, чтобы жить – мне, тебе, всем, кто с нами. Только и всего! – сказала она без тени улыбки. – Не ищи вечной любви. Глупо. Есть только страсть – мудрая, древняя, священная, без которой жизнь невозможна. Не всем эта страсть дана – лишь избранным. Ты ищешь женскую душу, сам не знаешь где, а она скрыта в женском теле, как мужская – в мужском.

– Значит, души без тела не бывает?

– Пока тело живо, нет. А потом уже неважно.

Они встретились ещё раз. Её неистовые ласки вызывали пресыщение. После бешеных ураганов хотелось томительного обморочного тепла, лёгкого солнечного удара. Но она не унималась, ничего не замечала.

– Я хочу написать тебя обнажённым. Да не пугайся! Поясной портрет. Мне важны твоё лицо и глаза, огонь желания, а не что у тебя там… И работать я тоже буду голой.

– Неплохая идея. Но с твоей фантазией тебе и натура не нужна.

– Нужна, неужели не понимаешь? – в её глазах бушевала страсть, едва скрытая усмешкой. – Ничего, поймёшь в процессе.

– Давай, в другой раз, – с трудом удержал её Сва.

Через день она позвонила и пригласила в мастерскую посмотреть его начатый портрет. Он долго отнекивался, искал всякие причины, чтобы отказаться.

– Если не хочешь меня видеть, так и скажи! – резко прервала она разговор, замолкла и вдруг расплакалась: – Я тебе глупость сказала в прошлый раз. Забудь. Никого я не хочу рисовать. Я просто хочу тебя видеть. Да, я странная. Это потому, что у меня никогда не будет детей. Никогда! Это проклятье, понимаешь? Приезжай, мне ничего от тебя не нужно. Только немного тепла, – она стала рыдать и повесила трубку.