Немного успокоившись, Софья ощутила, как от его крепких надежных объятий по ее телу разливается живительное трепетное тепло, успокаивающее израненную душу.

– Зачем ты бегаешь за ним и так унижаешься? – спросил вдруг Амир глухо с надрывом.

– Я… – она замялась.

– Неужели ты позабыла о стыде, Софико? – продолжал он глухо. – Или, когда дело касается Серго, все для тебя допустимо?

– Ты не понимаешь, – напряженно ответила девушка. – Мне надо, чтобы он сегодня пришел в мою спальню.

– Надо? Ты любишь его? – спросил он с ревностью.

– Наверное, нет, – колеблясь, ответила Софья.

– Тогда зачем ты теперь следишь за ним и…

– Да не могу я иначе! – выпалила в отчаянии она, устремив на него полный боли взор, и из ее глаз брызнули слезы. – Иначе Леван Тамазович отправит меня обратно к отцу! Понимаешь? Князь сказал на празднике, что я должна соблазнить Серго и сделать так, чтобы он пришел ко мне в спальню. А Серго пропал куда-то. Вот я и пошла искать его. А мне нельзя возвращаться в Петербург!

– Ты так боишься своего отца?

– Да, – нервно выдохнула она, солгав. – Я так не хотела ехать сюда. Но батюшка заставил меня. И сказал, что, если я только посмею все испортить и вернусь ни с чем, он лишит меня наследства и обратно в свой дом не пустит.

– И что же, мой дядя угрожал, что…

– Да, – сглотнув, кивнула Софья. – Он сказал, что, если я не буду завлекать Серго, он очень разгневается на меня и отправит домой! – уже в истерике выпалила она. – А мне никак нельзя обратно в столицу. Никак!

– Тише-тише, Софико. Не кричи так. Я все понял, – глухо сказал Амир и вновь прижал голову девушки к своему плечу. – Никто тебя никуда не отправит. Я не допущу этого.

Она вновь уткнулась в него лицом и ощутила, что ее трагичные мрачные думы уже потекли в более спокойном русле. Как она хотела ощутить рядом того, кто хоть немного любил бы ее и ценил. И хоть немного мог пожалеть ее и помочь. Все только постоянно что-то требовали от нее, и она подчинялась чужой воле. Но никто не знал, каких душевных и моральных сил стоит ей это подчинение. И именно в этот миг Софье показалось, что Амир тот человек, для которого что-то значит ее мнение и ее желания. Ибо теперь он был явно заинтересован в ней. Она так устала от холодности, безразличия и пренебрежительной неприязни окружающих ее людей. Но ее душа всего лишь жаждала найти понимание и тепло, которых так ей не хватало сейчас.

Тяжко вздохнув, она подняла взор на мужчину и невольно выдохнула:

– Мне отчего-то кажется, что ты единственный мой друг здесь…

После ее слов по телу Амира пробежал взволнованный трепет. Он тут же склонился над ее лицом, вглядываясь в глаза девушки и ощущая, что все существо Софико теперь как-то очень настроено к нему. Ее взор, чудесный и манящий, молил о любви и ласке. Подчиняясь ворвавшемуся в его сердце страстному порыву, Амир медленно склонил голову к ее губам и впился пылким поцелуем в сладкие уста девушки. Неистовство его жгучего поцелуя заставило Софью вмиг позабыть обо всем, ибо его сильные объятия были так притягательны. Ее существо наполнилось ликованием от того, что она нужна этому мужчине. Подчиняясь неистовому порыву, она обвила руками шею мужчины и ответила на его поцелуй, стараясь ласкать его так же страстно, как и он ее.

Не прошло и пяти минут, как Амир отстранился от нее и, тяжело дыша, хриплым голосом глухо произнес:

– Софико, ты поедешь со мной? Поедешь?

В этот миг все ее существо напряглось до предела. Именно сейчас она яростно ощутила, что хочет поехать с ним и хотя бы на время отпустить от себя бесконечные страдания. Как она жаждала просто забыться в его надежных объятьях. Она чувствовала, что этот сильный надежный мужчина может помочь ей избавиться от страхов, холода в сердце и постоянной борьбы. Что он хочет защитить ее от всех невзгод и помочь. А Софья так хотела просто быть любимой и желанной, а не разменной монетой, каковой ее считали Елена Бутурлина, старый князь Асатиани и даже Серго. Она видела, что Амир не отрывает от ее лица напряженного горящего взора, ожидая ее ответа. Она тихо вздохнула и медленно чуть прикрыла глаза, наклонив подбородок, показывая своим еле заметным жестом, что согласна уехать с ним.