– Нет. Может, мы поженимся после твоего возвращения в Овьедо? – тихо спросила сеньорита, отворачивая от него голову.

– Никуда я без тебя не поеду, и хватит ломаться. Мне надо работать, а ты тоже сможешь себе что-то подыскать на новом месте. Или ты меня разлюбила? – прокричал возмущенный парень.

– Что за глупости? Просто у меня хорошая работа здесь, такую даже в Мадриде не найдешь. И как по-твоему мне все это объяснить донье Лауре? – поинтересовалась Пилар.

– Не моргнув глазом, скажешь, что твоя любимая бабушка при смерти. Тебе это не составит большого труда. Я же знаю, что она уже точно умерла. Графиня сама находится в преклонном возрасте, и я думаю, что это обстоятельство должно ее смягчить, – на ходу импровизировал Хорхе.

– Ты всегда рассуждаешь так, словно только мужчина принимает решения, а семейная жизнь – это компромисс, – заключила успокоившаяся Пилар.

– Хорошо, я тебе даю право выбора: или мы уезжаем вместе и женимся, или у каждого отныне своя жизнь, – жестко сказал Хорхе.

После его ультиматума Пилар больше ничего не оставалось, как безропотно согласиться на все условия будущего мужа. Хорхе решил подождать несколько дней, пока она завершит все свои дела в Льянесе. Экономка доньи Лауры медленно побрела в поместье, чтобы просить расчет и помочь хозяйке найти себе добросовестную замену.

Старой графине было жаль расставаться с полюбившейся Пилар, но, как ни странно, она сразу же дала девушке расчет. Возможно, это было связано с тем, что она всегда догадывалась о существовании Хорхе, поэтому противиться решению своей экономки не стала. Донья Лаура не задавала лишних вопросов, считая, что правды от Пилар ей все равно не добиться.

И вот уже через несколько дней, когда волны немного успокоились, Хорхе и Пилар сели на небольшое судно, которое побежало по Бискайскому заливу, раздувая свои белые паруса. Море сияло в лучах бестелесного света. Чайки, кружащие над водой, замедляли свой полет, а потом резко взмывали вверх. Птицы как будто провожали их своим радостным криком, полным надежды. Пришвартовавшись к берегу через пару часов, молодые люди оказались в Сантадере. После венчания в церкви Благовещения молодая супружеская пара весь медовый месяц провела в этом городе, пока вся печатная пресса продолжала пестрить восхвалениями Франсиско Франко, его мужества и настоящего патриотизма. Но мало кто писал о том, что, по официальным данным, за время августовских событий 1917 года в Испании было арестовано около двух тысяч человек, семьдесят один был убит и сто пятьдесят шесть ранено. Хорхе огорчали статьи, в которых участники профсоюзного движения Овьедо были представлены как заговорщики и предатели государства. Он прекрасно знал, что в Астурии проходила самая продолжительная стачка, во время которой применяли невиданные до этого момента репрессии. Но об этом пресса умалчивала. Такого жестокосердия еще не видела страна. Хорхе надеялся на то, что испанскому народу когда-нибудь откроется правда. Однако о количестве погибших и раненых в Овьедо так никто и не узнает. Многие документы, относящиеся к этим событиям, будут уничтожены. И лишь рассказы очевидцев останутся в народной памяти даже спустя несколько поколений.

Осенние сумерки медленно спускались над Астурией. Немного отчужденные звезды только начали проявляться на холодном небосводе. Свет утраченного дня переходил в огонь зажженных костров, который плясал своими рыжими искрами в память об усопших на испанских землях. В этот день на кладбищах уже зажгли свечи и украсили могилы цветами. Наступил праздник всех святых. Сегодня на открытом огне будут жариться каштаны и всю ночь топиться камины, согревая своим теплом блуждающие души умерших. Прислуга не будет спать до утра, чтобы пламя не погасло в домашних очагах. И все когда-то забытое снова пройдет сквозь дымку костров, оживляя память.