А после ушёл навстречу своему долгу государя и жизни, где порченой крови места нет.

И я бы сберегла воспоминания о том времени как величайшую драгоценность – второй такой в моей жизни не будет никогда, – я бы перебирала картины прошлого и согревалась ими промозглыми осенними вечерами и ледяными зимними ночами, радуясь, что они были, но…

На исходе лета вещунья, чей домик прятался в чаще недалеко от отцовского замка, поведала, что причина внезапных моих недомоганий вовсе не болотная лихорадка.

Я научилась жить по-новому, не как раньше, до визита Стефана в Эату. День за днём я переламывала себя, лепила заново, сообразно обстоятельствам, я принимала изменения и другую форму, отличную от прежней. Училась жить сама, не полагаясь ни на мужа, ни на род, училась жить в столице, слишком большой, иной по сравнению со всем виденным мною в родном краю. Училась заботиться о моём счастье, о моём сердечке. Я помогала создавать эту обитель, потому что видела, сколько таких же потерянных женщин, надломленных, презираемых, позабытых мужами, родом и богами, стекаются на улицы города.

А потом император, прибавивший лет, жесткости и стальной непреклонности, вновь ворвался в мою жизнь, грозя разрушить до основания всё построенное с таким трудом.

Не хочу оглядываться.

Но всё же, поднявшись на крыльцо, оглядываюсь.

Стефан в мою сторону даже не смотрел. Он стремительно удаляется прочь, и второй мужчина готовится последовать за государем. Лишь замешкавшаяся Лия смотрит на меня широко распахнутыми глазами и, кажется, понимает больше, чем может понимать девушка её лет.

Злой взмах рукой нетерпеливым приказом, отрывистая фраза, приглушённая расстоянием, и второй мужчина тянет Лию за собою и императором. Все трое уходят, и я возвращаюсь в обитель, понимая, что это ещё не конец.

* * *

Не помню, что в точности выдернуло меня из беспокойного сна.

Случайный шорох?

Скрип половицы-предательницы?

Чутьё, порождённое примесью иной крови, мой верный страж, мой недремлющий бдительный зверь?

Оно же добавляет – это не Мирелла, проснувшись среди ночи, бродит по нашему убежищу.

Это чужак.

Откинув одеяло, соскальзываю с кровати, выглядываю из-за ширмы, что осталась подле постели после принятия ванны. В спальне никого, но теперь я чётко слышу шаги в соседней комнате, медленные, осторожные, каплю неуверенные, выдающие человека, оказавшегося в обстановке непривычной, незнакомой, да к тому же в полумраке.

Холод стремительно расползается по телу, покусывает шальным морозцем кончики пальцев. Вены проступают под кожей тускло светящимся серебром, я босиком пересекаю спальню, приоткрываю дверь, ведущую в общую комнату. Осматриваю видимую часть помещения, замечаю чёрную фигуру, крадущуюся вдоль стены.

Мужчина.

Один.

С одним я могу справиться.

Лишь бы Мирелла не пострадала.

Открываю створку шире, руки завожу за спину, чувствуя, как холод материализуется под ладонями, формируется дыханием вьюги.

Шаг через порог. Держаться в тени, как наставлял мастер Хуаони когда-то.

Чужак замирает, поворачивает в мою сторону голову.

Заметил?

Возможно.

Я не умею укрываться в тени как должно, эту науку изучают и тренируют не один год, в то время как я отдала урокам всего несколько месяцев. Но мне и этого довольно, да и площадь комнаты не настолько велика, чтобы была необходимость подкрадываться к незваному гостю невидимкой. Я уже готова ударить, холод толкается в ладони, царапает кожу, как чужак делает шаг ко мне и вопрошает тихо:

– Астра?

– Стефан? – я спешно сжимаю кулаки, гася бьющуюся силу, возвращая её в клетку.

– Астра, – он делает ещё шаг и налетает на низкий деревянный табурет.