«Это ты врешь», – раздался из соседнего купе раздраженный голос. Кто-то там его одернул: «Не веришь – не слушай, но не перебивай». Я замолчал. «Ну, продолжай, Илья, – просил Кошкин. – Не обращай внимания на реплики».

«Действительную службу дядя служил в морфлоте. В 1914 году был мобилизован в армию и зачислен в экспедиционный корпус, который направлялся для помощи французам. Во Франции он был награжден двумя французскими орденами и русскими крестами всех степеней. По-теперешнему он приравнивался к Герою Советского Союза. Получил эти награды как разведчик. Он по заказу французского и русского командования приводил немцев-языков разных званий. Один раз притащил на себе толстого полковника вместе с бумагами. Французы из любопытства полковника взвесили: 6 пудов и 4 фунта чистого веса. За полтора года он перетаскал этих немчишек 67 человек».

«Сколько же весил твой дядя?» – улыбаясь, спросил Кошкин. «В то время не знаю, но помню, когда ему было за сорок – семь пудов». «О, ничего себе!» – вырвалось у моего соседа.

«Живота у него не было. Лишнего сала тоже. Да мог ли быть жирным крестьянин между середняком и бедняком? На ногу он был легок. При таком весе отлично бегал. Догонял скачущую лошадь. Свою лошаденку носил на спине. На медведя ходил с одним ножом. Убил двенадцать медведей. В 1916 году был ранен в руку. Из Франции на лечение был отправлен в Россию. В госпитале лежал в Одессе. Сама императрица, обходя раненых, ему как герою подарила золотой крестик. В 1917 году дядя приехал в деревню на боевом коне в полном вооружении и сразу же отправился воевать за красных. После революции все свои французские ордена, кресты и медали далеко спрятал и не пытался находить. Он очень боялся своих заслуг за царя и Отечество».

«Если бы узнали, могли бы посадить», – снова раздался тот же голос.

«В 1937 году, в возрасте пятидесяти лет, дядя умер. От солнечного удара. Головного убора он всю жизнь не носил ни зимой, ни летом, кроме службы в армии. Вдруг удар солнца – странно».

«Ничего нет странного», – подтвердила врач.

«Дядя никого не боялся, кроме лешего. Во всех губерниях распространены черти. В Вятской губернии – леший. Леший, говорили старики, в несколько раз сильнее и хитрее черта. Вот поэтому сам сатана послал его в Вятскую губернию. Вятский народ очень хитрый, смекалистый и храбрый. Недаром про него в шутку говорят: семеро одного не боятся, а один на один и котомки отдадим. Заступив на свой губернский пост, леший начал бесчинствовать, обижать народ. Горели целые деревни. От заразных хворей вымирали целые уезды. Разменивался и на мелочи. У одного украдет из зыбки ребенка, вместо него положит полено. Напустит хворь на домашний скот. У другого изведет корову, лошадь. Третьего заморозит. Житья мужикам от лешего не стало. Взмолились мужики перед ним: «Что тебе от нас надо?» Леший сказал: «Мое имя в ругательствах, в церквях с ненавистью произносится всем народом. Если народ не будет произносить моего имени, забудет меня, то вреда вам чинить не буду. Отныне берегись тот человек, который произносит мое имя».

До сих пор в деревнях имя лешего не произносится. Если ненароком кто и произнесет его, присутствующие, будь это мужик, женщина или старик, тут же перекрестятся и скажут заклинание: «Свят, свят, нечистая сила, не приставай» – и поспешат поскорее уйти.

Дядя часто говорил, что лешего он видел собственными глазами и притом не один раз.

В 2 километрах от нашей деревни на большой площади раскинулось безлесное топкое болото. Ширина его около 2 километров. Длина его, как говорили, около 20 километров. Мерил его леший клюкой, не домерил и махнул рукой. Затем взялись измерять два брата – Симка да Тимка. Мерили веревкой. Веревка у них порвалась. Тимка говорил, давай свяжем, а Симка сказал, давай так скажем. Сказали – двадцать верст.