Стать воцерквлёнными из нас никто потребности не заимел, но к желанию других верить и соблюдать церковные ритуалы относились спокойно, даже с неким пониманием.

Я смотрела на религию всегда философски, и с большим интересом изучала в институте краткий курс «Научный атеизм», который благодаря новым веяниям времён перестройки стал по сути лекциями об основах религиозных течений. И в моей юной голове зародилась мысль, которой и сейчас придерживаюсь: нет плохих религих, есть фанатично настроенные люди, которые любые хорошие традиции способны превратить в абсурд и во зло.

И как пример верующего, который, даже оказавшись в сектанстве, остаётся хорошим человеком, возникает в моей памяти образ деда Савкина.

Дед Савкин частенько заходил к нам домой поговорить с отцом о житейском, и отец, бывало, подшучивал над гостем, который в очередной раз собирался ехать на сектантские сборища в небольшой районного уровня городок. В своих шутках острый на язычок отец намекал на якобы существующий в этой секте ритуал кровосмешения. Дед Савкин смущался, конечно же, опровергал такое непотребство и переводил разговор в другое русло. Никогда никого он не призывал вступить в ряды своей веры: ни жена, ни дети не разделяли убеждений деда, правда поговаривали, что старшая дочь, живущая в далёкой Одессе, была приверженицей именно этого направления религии.

Удивительно, как этот человек из глухой сибирской деревушки мог оказаться втянутым в редкое по тем временам верование. Дед о деталях своего вероучения никогда не рассказывал, а вот на вопрос, как такой думающий человек, ветеран войны мог «вляпаться», поведал свою фронтовую историю.

В первые дни войны солдат крошило неисчислимо. Кто матерился, кто молился, каждый искал опору, как умел. А дед обратил внимание на солдата, который в бою чувствовал себя спокойно и уверенно. И конечно же, дед Савкин не мог не расспросить этого бойца о причине такого поведения. Оказалось, что боец верит в пришествие Армагеддона, конца света, когда в последней битве добра и зла обязательно останутся живы только приверженцы их веры. Деду очень было страшно и очень хотелось жить… И с каждой молитвой, с каждой вновь обретённой догмой, росла уверенность вчерашнего комсомольца, в том что он обязательно выживет.

И они выжили, а после войны дед Савкин не мог быть неблагодарным сослуживцу, и слово данное держал до конца жизни… Вера это была или долг, и сам дед, наверное, до конца не понимал.

Определение «весёленькие» закрепилось в обиходе нашей семьи за людьми крайне легкомысленными, но вполне беззлобными по отношению к окружающим, и если и сыпались несчастья, то только на их собственные головы, да ещё часто на непутёвое потомство.

На нашей улице жила одна такая семья Кучаевых, и в силу близкого возраста мы общались больше с сестрами-близняшками, которые обе откликались на материнское Ир-Рая. Девчонки заметно отличались от своих старших братьев и сестер, были на равных с одноклассниками, и казалось, судьба их сложится удачнее, и избегут они участи «весёленьких»…

Детей в семье воспитывала одна мать, когда сестрёнки были в детсадовском возрасте, отца семейства нашли зарезанным на сельской улице, и убийцу так и не нашли.

Мать семейства добродушная и не очень расторопная Марфа тянула детей как могла. Старшая дочь ещё при жизни мужа почему-то росла у бабушки с дедушкой, людей аккуратных и строгих правил, которые привили девочке правильные понятия. Именно старшенькой удалось устроить свою жизнь благополучно.

Ну а середина этой оравы получилась до крайности ленивая и развлекающая себя только пьянством.