Напевали песни, причём кто-то песни-то притащил какие-то непонятные, даже блатные, типа «сижу на нарах как король на именинах». Видимо, привлекали слова – «решётка преграждает дальше путь».

Вот когда вдруг навалилась тоска по деревне на Оке, по лету, столь решительно прерванному. А ведь прервано лето было самими ребятами, ставшими товарищами Николая и по экзаменам, и по первым намёткам армейской дисциплины, и по ограничению свободы, и по тоске по дому, да, наверное, и по летнему отдыху.

Вот когда он с новой силой, теперь уже в воспоминаниях, пережил свой отъезд, в канун которого стояла тёмная, но такая тёплая ночь, которые только и бывают в начале августа, когда ещё не слышно дыхания осени, но уже небо в звёздах, и огромный ковш Большой Медведицы словно зовёт в таинственное путешествие по манящему своей неизвестностью и загадочностью Млечному Пути. Для пятнадцатилетнего Николая та ночь была полна не только небесных тайн, но и неразгаданных тайн земных. Его манили звёзды, мерцающие на Млечном Пути, но думы о них оставались пустыми грёзами, ведь не были ещё покорены звёзды земные. Он мечтал о земных звёздах, офицерских звёздах, а, впрочем, как знать, может быть, и о генеральских, ведь полёт мальчишеской мечты безграничен, как Млечный Путь. Именно эта августовская ночь являлась тем незримым рубежом, который отделяет мечты от реальности. И вот он стоял на этом рубеже, рубеже, который не преодолеть вот так сразу.

Экзамены, экзамены… Оказалось, что не только они преграда на пути в военное завтра. После математики, которую Николай сдал тоже на четвёрку, была медкомиссия. Тут поддержал Георгий Александрович. Вполне понятно, что после прижигания гланд не всё ещё зажило как следует, и врачи могли придраться.

Провожая паренька, умышленно срезавшегося на экзамене, Николай непрерывно спрашивал его:

– Почему же ты уходишь? Что тебя так напугало?

– А что здесь хорошего? На улицу, на девчонок через решётку в заборе смотреть? Не-ет… Я сейчас домой, ещё успею десяток дней на даче побыть. Там ребята ждут и… девчата! – сказал он со значением.

Николай снова вспомнил Ларису: «Эх, вот сейчас бы туда, в деревню. Как же там здорово! Как здорово! А здесь! Строем на обед, строем на прогулку, а о том, чтоб в город выйти, и вовсе надо забыть! А может лучше действительно в техникум поступить, ведь в Калинине есть авиационный…»

Ухитрился позвонить домой. Вечерком позвонил. Трубку взял Георгий Александрович. Николай начал без всяких предисловий.

– Не могу. Не нравится мне здесь. Хочу забрать документы.

– Так! – проговорил Георгий Александрович. – Всё понятно, очень понятно. И с какими же глазами будешь документы забирать?

– А я на немецком на двойку отвечу…

– Когда немецкий?

– Послезавтра!

– Хорошо. Пусть так. Только не спеши. Завтра я тебя навещу. Сразу после работы заеду.

Николай уже сдал изложение, математику, физику. Все четвёрки. Он не знал, что проходит в училище даже с двойкой по иностранному. Набор-то был первый, и о конкурсе командованию училища пришлось забыть. Круто взяли экзаменаторы. И вот уже при необходимости набрать сто человек в кандидатах на поступления осталось восемьдесят.

Но двойка двойкой… А есть ещё желание или нежелание учиться. Никто насильно оставлять никого не собирался.

В эти дни навис дамоклов меч над всей судьбой Николая, над всем его жизненным путём. Он не понимал этого, как не понял и тот хорошо подготовленный в учёбе паренёк, что уже небось добрался до своей дачи и предался заветному и желанному отдыху в своих отроческих компаниях.

Георгий Александрович приехал, как и обещал, вечером, после ужина. Вышли на небольшую аллейку, что шла вдоль забора училища. Этой аллейки давно уж нет. Вырос там новый корпус, основной теперь корпус училища, построенный уже специально для суворовцев, а не приспособленный, как старый корпус, для училищных задач.