– Пашутин! – резко крикнул старый матрос. – Ну-ка, беги в штаб и вызови карету с врачом, хотя, кто в такую ночь приедет… Однако, попробуй! Нашего брата нельзя бросать – революция только начинается, а он по виду человек бывалый – такие нам пригодятся. Пускай отвезут в тифозный барак.

Как ни странно, через некоторое время Мусаила все же загрузили в коляску, которая быстро исчезла во мраке октябрьской ночи. В сутолоке все совсем забыли про Матвея, который сидел чуть в стороне на корточках и молча наблюдал безучастно за событиями вокруг него.

– Ой, товарищ Сайко, – удивленно спохватился Пашутин, вскользь выхватив лучом своего фонарика силуэт маленького человечка, – а с барчуком что делать? Замерзнет он на улице.

Старый матрос подошел к Матвею, долго стоял, глядя на него, потом, как бы обращаясь к отсутствующему Мусаилу, проговорил:

– Ну и задал ты нам, братуха, задачку. Нам вот только с дитем нянчиться не хватало!

– Видел, товарищ Сайко, – обратился к нему Пашутин, – еще, когда только начинало темнеть, проехал лимузин с флажками по бокам, а за ней грузовик с отрядом милиции, вроде бы: повязки у них были. Я специально еще выбежал глянуть: куда это они едут? Так вот, эта колымага с иностранными буржуями, заехала во двор через три дома отсюда, а грузовик постоял немного и уехал.

– И что ты хочешь этим сказать? – сказал Сайко и поправил свой маузер.

– Как это что? Давай, отведем его туда – пусть они заберут мальчонку к себе, а потом эти буржуи и князья разберутся сами: где и у кого – чьи дети.

– Ты прав, Пашутин, молодец, – похвалил старый матрос своего товарища. – Иди, отведи, что ли тогда его, да смотри, проследи, чтобы они подобрали его. Все же, видимо, тот больной матрос, дал слово кому-то отвезти ребенка к родственникам и, как и положено нашему брату, сдержал его. Так что сейчас это дело нашей матросской совести довершить его дело.

Во дворе того дома, про который молодой матрос Пашутин говорил своему старшему товарищу, стоял лимузин «Роллс-Ройс» дубль-фаэтон с крытым верхом. Двор освещался двумя керосиновыми лампами, поставленными на парапеты по бокам парадного входа. Человек в кожаном костюме, в кожаном шлеме, приторачивал несколько дорожных кофров сзади машины.

– Рикардо, ты готов? – по-французски обратилась к шоферу дама лет тридцати пяти – сорока, появившаяся из дверей.

– Да, миледи, – ответил с акцентом шофер, проверяя багаж на предмет надежности крепления.

– Мы опаздываем, дорогая, – прозвучал немного недовольный голос, также по-французски, из-за дверей, и на лестнице появился, щегольски одетый, мужчина лет сорока пяти с небольшими холеными усами, обладатель этого голоса.

– Мигель, – спокойно ответила дама, – не надо было ехать вовсе в Москву. Вряд ли поезда отправляются вовремя: так что лучше здесь задержаться, чем ждать на вокзале. К тому же охрана так и не вернулась….

– Инес, – обратился Мигель к своей супруге, – зачем эти упреки сейчас? Ты же прекрасно знаешь, что я не могу оставить свои коллекции в России. Вряд ли мы уже возвратимся сюда когда-нибудь: здесь начинается что-то страшное…. Посольство наше почти уже закрыто. А охрана наша должна нас ждать у моста – это рядом.

– Вот и я не могла наговориться со своей лучшей подругой, – тихо сказала Инес, вглядываясь в полумрак осенней ночи, где октябрьский ветер то и дело шумел то опавшей листвой, то обрывками каких-то листовок и газет. – Мигель, там вроде кто-то есть?

– Рикардо, заводи мотор, – повелительно обратился Мигель к шоферу. – Если сейчас хозяева все же выйдут снова прощаться, то мы точно опоздаем к Венскому поезду. Женщины никогда не могут наговориться….