– Колька! Брат! – воскликнул Платон, узнав вдруг в этом бывшем солдате своего младшего брата. – Живой! Вот так встреча! Я тебе писал письма, а ты ни разу за все двадцать лет ни разу не ответил….

Платон спустился с коляски, и хотел было пойти навстречу брату и обнять его по всем правилам, но Колька остановился и равнодушно стал его разглядывать, словно увидел некое чудо-юдо. Платону стало как-то не по себе от этого холодного взгляда, и тоже встал, держась за поручень облучка возле Акима, который переводил удивленный свой взгляд то на своего пассажира, то на его брата.

– А это мой племянник, так? – спросил Колька с чуть потеплевшим взглядом, показывая кивком головы на Матвея, который, положив голову на кожаный саквояж, стоявший рядом на сиденье, заинтересованно смотрел на чумазого мальчика, нисколько не вслушиваясь в содержание разговора взрослых.

Платон кивнул головой, не горя желанием продолжать разговор, который втягивал его в конфликт на пустом месте.

– Здравствуйте, мужики, – как-то в сторону сказал Платон и сел обратно в коляску, – что ж вы так недобро меня встретили, словно я у вас что-то отнял? Я приехал со своим сыном в свою родную деревню, а было время – вместе пахали и сеяли. И с тобой, Степан, и с тобой, Ларион, – Платон, наконец, разглядел и узнал одноногого и того, кто сидел на корточках рядом с мальчуганом, – мы вместе ездили на извоз и укрывались одним тулупом на станциях. Что вы имеете против меня нынче, что даже не здороваетесь, а? Ладно, Бог нас всех рассудит. Поехали, Аким Никоныч, дальше. Колька, может, поедешь-таки с нами, и поговорим дома? Все ж от одних мы родителей?…

Николай с недоумением уставился на своего брата и молчал.

– Ну, хоть загляни как-нибудь к нам, – проговорил Платон, когда коляска тронулась. – Живешь-то ты где сейчас?

– В соседней деревне, – чуть слышно шевельнул губами Николай, не уточняя, в какой именно деревне. – Ладно, может, завтра загляну.

– Товарищ Сушков, – обратился к нему человек в кожанке, когда коляска отъехала на порядочное расстояние, – пошли-ка в сторонку.

– Подожди-ка, – сказал Николай и рукой отстранил его от себя чуть в сторону. – Семен, я твоему мальцу дам небольшое поручение, хорошо? – и не дожидаясь ответа от однорукого мужика, взяв за ручонку мальчугана, отвел его от стоящего рядом Лариона и присел перед ним на корточки. – Слушай, Сергуня, исполнишь важное революционное поручение?

– А конфетку, ну, или кусок сахара за это дашь, дядя Коля? – сказал сын Семена и выжидательно уставился на него.

– Ты что, буржуем хочешь стать: все только за плату?

– Нет, не хочу – я сладкое люблю.

– Ладно, но только с собой у меня нет сахара. Завтра привезу – так устроит?

– Ладно.

– Сбегай, Сергуня, до своего огорода и понаблюдай оттуда за моим братом Платоном, – прошептал Николай. – Только ты сделай вид, что копаешься у себя в огороде, хорошо? Посмотри, какие мешки или сумки дядя Платон будет выгружать из коляски.

– А из нагана потом дашь мне стрельнуть, а? – снова стал цыганить сын Семена.

– Да ты за свою жизнь еще настреляешься до тошноты, постреленок! – взъерошил рукой и так похожую на одуванчик голову мальца Николай. – Ладно, дам. Ну, беги вот тут тропой низом между бань.

Когда Сергуня скрылся за старой баней Степана, брат Платона все с таким же невозмутимым взглядом посмотрел на своего товарища в кожанке и направился в сторону корявого старого дуба на краю деревни.

– Так что, товарищ Лоозе, – усмехнулся Николай, присаживаясь на чурбак рядом со стволом дуба, – хочешь мне намекнуть насчет багажа моего брата?

– Как же мне приятно иметь с тобой дело, Николай! – сказал Лоозе и похлопал его по плечу. – Для дела революции ты просто незаменим! Но брат твой по чуйке тоже вряд ли тебе уступает, а? Думаю, что очень маловероятно, что такой миллионщик, как купец Сушков, приехал в такие неспокойные времена с пустой рукой в деревню. Скорей всего, он привез с собой самое ценное и хочет тут отсидеться. В Питере и в Москве сейчас для них просто – вилы. Товарищ Суховей говорил, что много таких, как он, пускают в расход – и поделом им!