– Димочка, ну ответь, миленький, – шептала Лера, как заклинание, умоляюще глядя на экран мобильника, но номер мужа по-прежнему был недоступен.

Дима положил телефон на стол и глубоко задумался, подперев голову рукой. Его серые глаза потемнели, тяжёлый вздох сорвался с губ. Он всегда знал, что у жены живое воображение, она нежная и ранимая, в отличие от него, стопроцентного прагматика и реалиста. Алиса получилась похожей на мать – маленькая фантазёрка. Но этот разговор не на шутку напугал его. Чем дольше он думал о том, что поведала ему жена, тем больше росло его беспокойство. Похоже, Лера потихоньку сходит с ума. Наверное, вид мёртвого пса так поразил её, что психика не выдержала. Или жена перестала отличать сны от реальности. Дима снова вздохнул. Он не сомневался, что смерть Бакса должна иметь простое и логичное объяснение. А Лерка, как обычно, нагородила чепухи на ровном месте. «Творческая личность, что поделать», – его тонкие губы искривились в грустной усмешке.

Жена всегда удивляла его своей способностью разглядеть необычное в привычных вещах. Он с лёгкостью могла сочинить на ходу историю или сказку дочери. Часто бывала задумчива, рассеянна. Боялась темноты, ей снились кошмары. Порой жена вскакивала среди ночи с криком и тянулась к нему всем телом, пытаясь унять дрожь. Дима обнимал её, прижимал к себе, чувствовал частый стук сердца. Его сны обычно были чёрно-белыми, размытыми, как старая кинолента. Он искренне не понимал, как можно бояться каких-то ночных видений. Диме хотелось защитить жену от того страшного, что являлось к ней по ночам, но не знал, как, и злился от собственной беспомощности.

Желание защитить возникло в нём сразу же, как только увидел невысокую хрупкую незнакомку, с нежным лицом и грустными карими глазами. Дима тогда только начинал карьеру в своей компании, работал простым менеджером и почти всё время проводил в разъездах – но приходилось путешествовать в основном на поездах или междугородних автобусах. В тот день он возвращался из очередной командировки. Выскочил из душного вагона поезда и быстро пошёл в сторону автобусной остановки. Ему хотелось скорей добраться до дома и смыть под душем грязь плацкартного вагона. Остановился на светофоре, ожидая зеленого, нетерпеливо постукивая носком ботинка по асфальту. Окинул взглядом привокзальную площадь, заставленную разнокалиберными киосками, предлагающими чебуреки, сосиски, беляши. Во все стороны спешили люди с чемоданами, сумками, баулами. Загорелся зелёный – и Дима пошагал через дорогу, вытягивая шею, пытаясь разглядеть номера автобусов. Остановка, как и привокзальная площадь, была сплошь заставлена киосками, продающими разнообразную ерунду – от пирожков до газет и носков. У дальнего ларька он заметил девушку, окружённую галдящими цыганками. Она уже доставала деньги из сумочки, беспомощно глядя на жестикулирующих смуглых женщин в цветастых юбках и платках. Дима много раз видел здесь, у вокзала, как цыгане приставали к незадачливым прохожим, но предпочитал не вмешиваться. Он с детства понял, что в этом мире каждый сам за себя – всем помогать себе дороже. Но в этот раз почему-то шагнул в сторону крикливой толпы, присматриваясь к лицу девушки – оно выглядело странно знакомым, словно они уже встречались прежде. Она вдруг повернула голову и растерянно посмотрела Диме прямо в глаза. Он замер, заворожённый взглядом больших карих глаз и понял, что должен, просто обязан помочь незнакомке. Куда-то пропала усталость и острое желание скорей попасть домой. Дима быстро подошёл и решительно перехватил руку девушки с зажатой в ней банкнотой. Цыганки проклинали его на все лады и отталкивали от своей жертвы. Но Дима оттеснил галдящих, как стая крикливых птиц, женщин, и отвёл растерянную девушку в сторону, не выпуская её тёплой узкой ладони из своей. Снова посмотрел в тонкое бледное лицо и внезапно понял, отчего оно показалось таким знакомым. Он даже замер на секунду от пронзившего сердце воспоминания. Незнакомка была удивительно похожа на портрет девушки из далёкого детства Димы.