Доктор быстро прошел по коридору с Карлоттой и открыл ей дверь.

– Мне ужасно жаль, – сказала она.

Шнайдерман отмахнулся от ее извинения.

Карлотта села на порванное овальное сиденье крошечного MG. Шнайдерман забрался в машину, захлопнул дверь и завел двигатель. MG с ревом выехал с парковки, обогнув несколько припаркованных машин.

– Вот и узнаю, насколько мне доверяют пациенты, – с улыбкой сказал он. – Я быстро вожу.

Карлотта промолчала. Ему стало неловко за такую попытку пошутить. Они молча ехали в сторону западного Лос-Анджелеса, MG лавировал в потоке машин, как в балете. Возле бульвара Уилшир образовалась пробка, небоскребы там росли каждый месяц, будто стараясь поспеть за толпой людей.

– Вы настоящая Анджелино? – спросил Шнайдерман.

– Что?

– В смысле, вы из Лос-Анджелеса?

– Почти. Из Пасадены.

– Знаете, – сказал Шнайдерман, тщетно ища в карманах сигареты, – вы первая, кто так сказал. В городе миллионы людей, но все они не отсюда.

Карлотта достала из сумки пачку сигарет и предложила ему одну. Они оба закурили. Ветер задувал в опущенное окно и ерошил ей волосы. Шнайдерман взглянул на Карлотту. Она хорошо смотрелась на переднем сиденье его машины.

– Ну, – сказала она, – какое-то время я жила в Неваде.

– В Лас-Вегасе?

– Нет. В пустыне.

– Правда? Что вы там делали?

– Жила.

Карлотта сделала глубокую затяжку, растянувшись на сиденье и откидывая голову на виниловую подушку.

Мимо проносился Лос-Анджелес. Шнайдерман свернул не туда, пытаясь срезать по заводским дворам. Тихо выругался и вернулся на Колорадо-авеню.

– Из Пасадены, да? – продолжил Шнайдерман. – Кажется, там живут богатые люди.

– Отчасти. Еще очень богатые.

– А где жили вы?

– С очень богатыми.

Карлотта говорила тихо. Здесь она была более расслаблена, чем в кабинете. Шнайдерман вдруг понял, что в ней появился совершенно новый ритм – что-то, чего никогда не было в искусственной обстановке кабинета. Говорил ли он с настоящей Карлоттой? Или только с ее образом? С Карлоттой, которая боялась странных звуков и видов больницы.

– Я хочу кое-что спросить, – сказал Шнайдерман. – Чисто из любопытства.

– Ладно.

– Вы живете на соцобеспечении, – вежливо начал он. – Так вы написали в бланке.

– Да.

– Но почему?

Карлотта бросила на него странный взгляд.

– Потому что у меня нет денег.

Шнайдерман хмыкнул, стыдясь своей нелепой попытки.

– Я… я о ваших родителях. Вы не можете попросить у них помощи?

Карлотта задумалась, а затем пожала плечами и посмотрела в окно на пробку.

– Я не хочу.

– Дело принципа?

– Нет. Просто мне не нужна от них помощь.

Последовала долгая пауза. Шнайдерман понял, что она не будет продолжать. Странно, насколько другой она была за пределами кабинета. Спокойной; возможно, в глубине души она и нервничала, но не подавала никаких внешних признаков. На мгновение доктор почувствовал себя не в своей тарелке. Он предпочитал встречаться с людьми, особенно с женщинами, в официальной обстановке больницы. Затем Карлотта вздохнула.

– Когда я жила в Неваде, – начала она, – у меня была возможность побыть с замечательным человеком. Отцом Джули. И Ким. И я поняла, что лучше быть независимой, – Карлотта бросила на него взгляд. – Соцобеспечение временно, доктор Шнайдерман. Скоро я закончу курсы. И найду хорошую работу.

– Впечатляет, – улыбнулся Шнайдерман.

– Что?

– Все. Ваша независимость. Вы знаете, кто вы и чего хотите, – он посмотрел на Карлотту. – Держите семью вместе. Добиваетесь всего сами.

Карлотта почти скромно опустила глаза, как ему показалось. А затем она улыбнулась.

– Я рада, что вы это одобряете, – тихо отозвалась женщина.