Миновал месяц, когда отец пригласил Марчика для серьёзного разговора.

– Маркус, я мог бы тебе этого не говорить, но тогда был бы не честен перед тобой. Помнишь моё обещание, что филологи за тебя похлопочут? Мне не верилось, но они всё же достучались до Высокого Трибунала. Сразу говорю: ты можешь отказаться.

– От чего?

– От свидетельствования перед трибуналом академиков. Проблема в том, что если он тебя не оправдает, то прежние обвинения будут подтверждены самой высокой инстанцией, этим самым трибуналом, и тогда для тебя закроется дорога не только к креоникам, но и в другие академии. Трибунал ведь и состоит из глав академий. В итоге, не получив образования, ты не сможешь присоединиться к сообществам. Если кто тебя и примет, то лишь какие-нибудь маргинальные группки. Ты станешь изгоем.

Немного подумав, Марк ответил:

– Папа, я всё-таки попробую. Считаю себя правым и отступать не стану.

Отец тяжело вздохнул:

– Да, каждый имеет право на выбор. Даже родной сын.

Мама, в отличие от отца, высказалась категорически против «судилища». Но переубедить сына ей не удалось.

– Запретить тебе я не могу, – сдалась, наконец, она, – но исполни просьбу – посоветуйся сначала со своим законоучителем. Если он благословит…

– Хорошо, мам, я встречусь с владыкой.

Не откладывая, Марк отправил запрос на гэстинг в «Мегиддон». Епископ Игнатий был занят, и приём назначил на следующий день, на время после утренней молитвы.

Архиерейский ковчег внутри ничем не отличался от других, если не считать огромного Свято-Троицкого монастырского комплекса, построенного под куполом дендрария. Рассказывали, что крепостные стены лавры сложены из настоящего камня, вывезенного с Земли. Из того же камня была построена и надвратная церковь, напротив которой стоял гэсткреатор. Вылупившись из него, Марк, как водится, прочитал краткую молитву, перекрестился на надвратную икону и под высокой аркой прошёл на монастырскую территорию. Глазам предстало небо из куполов-крестов. Выше всех пузырилось навершие Московского Храма Христа Спасителя, за которым торчали два острых зуба Кёльнского собора. Казалось, что сюда, за крепкие русские стены, перенесены все церкви мира.

В будке при вратах сидел послушник – не кибер и не дабл, а живой человек! – он и подсказал, что Его Преосвященство по субботам, то есть сегодня, принимает посетителей в Троицком соборе. Ладанно-душистую внутренность этого храма освещали только свечи, в дымчатой глубине справа от иконостаса трое монахов протяжно читали акафист перед ракой с мощами преподобного Сергия. Марк ещё раз перекрестился, но к мощам прикладываться передумал – всё-таки он в дабле.

Епископ был в обыденной рясе и какой-то весь необычно домашний. Пригласил в трапезную чаю попить.

– Ну, с чем пожаловал? – наконец спросил он. И, выслушав краткое повествование студиозуса о своих подвигах, осенил крестным знамением: – Божие благословение да будет с тобой. Если решил идти на трибунал, иди.

– Владыко, стыдно сказать… боюсь.

– А чего бояться? Там пытать не будут. Пришёл да ушёл.

– Боюсь, что суд проиграю.

– Что значит, проиграю? Это же не спортивная игра. Положись на Господа, и всё будет хорошо. Есть одна интересная история, записанная нашим братом Иоанном Мосхом из Дамаска, который в шестом веке подвизался близ Иерусалима. В ту пору Израиль был православным, равно как и весь Ближний Восток, и Африка, и Европа. И вот Иоанн отправился путешествовать по святой православной земле, записывая всё, что видит и слышит. Прибыв на Синай, он остановился в Илиотской лавре и там услышал рассказ одного аввы… как же его… там ещё про чёрного арапа.