От души все то шло, от души…

Научится он хлеб печь – научится. Возьмет еще быка за рога: всегда ведь так было!

Ладно – коль из церкви вышли, чертыхнуться уже можно (хоть и все равно грех): ну какой, к чертям, там из Овсова еще повар? Сидел бы он себе в матросах, от греха подальше! Он вообще-то Роману тогда – три года назад – о том же и сказал. И честно сознался: запахов он, к тому же, не слышит.

– Не чую носом – вообще!

Оно и вправду так было: неведомо отчего, но уж лет, наверное, пятнадцать – двадцать, как жил Овсов без обоняния. Скорее всего, из-за самолечения родительского, когда по детскому насморку чего только в нос не закапывали… Трюма, опять же, с вечной их мерзлотой, да и пылью целлюлозной. Так, или иначе, но по сему факту о выгодной такой профессии – повар судовой – сроду трюмный матрос и не помышлял. Хоть, об элементе в ней творчества недюжинного всегда задумывался, и завидовал в душе…

– Это ерунда, – просто и ответственно заверил Рома, – на кухне ты никогда один не будешь – кто-нибудь тебе да подскажет.

Ой ли!

И прошлые кулинарные по жизни опыты особого оптимизма не сем поприще не внушали. В четвертом классе они начались, когда замыслил однажды мальчонка, со школы вернувшись, запеканку с вермишелью запросто заворганить: мать пару дней назад делала – страсть, как вкусно! Великое ли дело: нашел в столе макароны, высыпал полпачки на сковороду, сверху три яйца разбил, да газ разжег.

Не очень съедобным, понятное дело, блюдо юного кулинара получилось. Вернувшийся чуть позже из института брат открыл мальчугану Америку: все макаронные изделия сначала отваривать надо… Всегда! В воде – подсоленной чуть.

О том, что яйца вкрутую нужно варить десять минут («А можно и больше – чтоб уж точно!»), Овсова жена друга, спасибо, просветила – в неполные уж тридцать лет. А в возрасте Христа он уже поджаривал макароны на винном уксусе – было дело! «Прошибся» в магазинчике на склонах Канарских гор. Он там шабашил тогда, в отрыве от караулившего судно в порту экипажа, но с полного ведома и согласия его большинства (кому по очередному возвращению, за вахты «шабая» несомые, премиальных от того заслуженно перепадало), по всему острову. Вот и ухватил в очередной раз, евро-центы трудовые экономя, в магазинчике, где чуть печальный взгляд продавщицы Кармен неизменно его привечал, маленькую бутылочку масла оливкового: полкой ниже она полуторалитровых бутылок подсолнечного масла стояла. Вернувшись в апартаменты отеля «одного ключа» (однозвездочного), в котором плиткой ванные облицовывал, на угловой кухоньке своего номера принялся за готовку. Отварные (как брат учил!) макароны, что были на обед, на сковороде поджарить чуть – хоть какое-то в меню разнообразие!

А запахов-то тогда уже не чуял!

Что дело неладно, «чухнул» Овсов лишь тогда, уксус винный сизым дымком на сковороде подгорать начал, а макароны к ней прикипать накрепко. Тогда только с этикеткой и разобрался: какие там оливки – то гроздь виноградная изображена!

Впрочем, макароны получились вполне себе – с пикантной кислинкой: нет пределов поварскому творчеству полета!..

Но, Рома приснопамятный нужное зерно три года назад в его душу проронил. После первой их ночной выпечки, стал уже он Овсова подкарауливать – хлеба испекать залучать: «Знания закрепить же надо! Надо теперь тебе самому от начала до конца несколько раз выпечь». И усаживался в очередную ночную выпечку на табурет низенький: «Все – теперь я только смотрю: сам все делай». Раз, да другой, а потом уж Овсов, на вахты уповая, и скрываться от Ромы начал. И вот как-то во время очередной выпечки Рома и спросил серьезно: