– Да, ужасно, – всхлипнула Розмари в ответ.

– Но как же могло получиться, что она нигде не работала, не обращалась к врачам и не имела дел с деньгами? Вы ведь понимаете: скорее всего, это означает, что она мертва?

– Думайте что хотите, – отрезала миссис Уэст. – Я тут ни при чем. Я просто ушла в магазин, а когда вернулась, ее уже не было. Но я очень надеюсь, что она жива и счастлива.

Затем, при повторных расспросах, Розмари «припомнила», что Хизер уехала на «Мини-Купере» с другой девушкой. И намекнула, что Хизер могла быть лесбиянкой. Дальше она заявила, что перед отъездом дала дочери шестьсот фунтов. И что Хизер несколько раз звонила родителям сказать, что с ней все в порядке.

Насчет двух других пропавших, Рины, первой жены Фреда Уэста, и ее дочери Шармейн, Розмари говорила следующе: «Рина приехала и забрала девочку… Она же ее мать. Она так решила». Констебль Сэвидж временно приняла ее объяснения, хотя и не понимала, почему нельзя было сказать все это с самого начала.

Роуз предстала перед судьей, ей предъявили обвинение в насилии над несовершеннолетней и отпустили под залог при условии, что она не будет общаться со своими младшими детьми, падчерицей Анной-Марией или с Фредом.

Вернувшись домой, она наглоталась таблеток; старший сын Стив нашел ее и отвез в больницу, где Розмари промыли желудок. Фред Уэст оставался в следственном изоляторе. Когда Стив пришел его проведать, тот с загадочным видом шепнул ему: «Я сделал кое-что очень плохое». Но ничего объяснять не стал.

Разговаривая по телефону, супруги Уэст называли друг друга исключительно «милый», «дорогая», «любимый». Розмари часто писала мужу, уверяя его в своей вечной и безграничной любви. Свои письма она украшала сердечками со стрелами и виньетками с их именами, «Фред и Роуз». Чтобы не скучать в одиночестве, она завела собак, но вскоре служба надзора забрала и их – Розмари не умела заботиться ни о детях, ни о питомцах. Она занимала свои дни тем, что с утра пораньше отправлялась в магазин, нарядившись в платье в цветочек и белые носки, закупала там продукты и до вечера просиживала перед телевизором.

Через месяц Фреда Уэста перевели из следственного изолятора в учреждение надзора в Бирмингеме, откуда он мог выходить при условии, что вернется к вечерней перекличке. Розмари со старшими детьми, в нарушение судебного запрета, навещала его там. На свиданиях он часто заговаривал о Хизер – якобы ее совсем недавно видели тут, в Бирмингеме. Она, мол, стала проституткой и приторговывает наркотиками. Когда Фред с визитерами выходил на прогулку, то старался при любой возможности заняться сексом с Розмари. Они вели себя в буквальном смысле как дикие звери – едва давали себе труд спрятаться за кусты, чтобы начать половой акт. Смущенные донельзя поведением родителей, старшие дети купили для них… палатку, чтобы ставить ее на газон.

Фред умудрялся даже возвращаться в дом на Кромвель-стрит: главное было успеть назад до переклички. Каждый раз при встрече с Роуз он дарил ей «подарочки» – обычный мусор, подобранный на улице, вроде пустых пластиковых оболочек от «Киндер-сюрприза». Роуз хранила их, словно драгоценные реликвии, в застекленном буфете в гостиной.

Прошел целый год, прежде чем состоялся процесс над Фредом и Роуз Уэст. Его обвиняли в трех случаях изнасилования, содомии и жестоком обращении с ребенком. Роуз – в подстрекательстве к сексу с несовершеннолетней и жестоком обращении. В зале суда установили экраны и видеокамеры, чтобы дети, выступавшие с показаниями, не виделись со своими мучителями лично.

Однако перед самым началом заседания обвинение проинформировало судью, что двое главных свидетелей не готовы давать показания против Уэстов. В том числе их дочь. В результате супругов Уэст оправдали по всем обвинениям, и они на радостях крепко обнялись прямо на скамье подсудимых. Из здания суда они отправились домой на Кромвель-стрит и долго сидели на диване, держась за руки. Через несколько дней все улики по делу, включая порнографию и вибраторы, найденные при обыске, были уничтожены.